Заключение

Заключение

Долгое время читатели интерпретировали «Записки блокадного человека» как мемуары, дневник или какую-то другую разновидность документальной прозы[1021]. Отдельные случаи недопонимания и то, что этот текст иногда для краткости называют «дневником», можно объяснить тем фактом, что в английском переводе он был издан под названием «Blockade Diary» («Блокадный дневник»)[1022]. Историки обычно отбрасывают фикциональные аспекты текста, полагаясь на слова Гинзбург, когда пытаются понять и охарактеризовать жизнь в условиях блокады. А «Записки» действительно кажутся настоящей сокровищницей информации: в них содержатся облеченные в тщательно спрессованную и обобщенную форму свидетельства (подтверждаемые другими источниками) о сдвигах гендерных ролей, изменениях в идентичности людей, стратегиях чтения, методах приготовления пищи, преображении физического облика города[1023].

И все же, как мы видели выше, в рамках обобщенных повествований (основанных также на наблюдениях за другими людьми) Гинзбург прибегала к замысловатым трансформациям личного опыта, иногда даже претворяя этот опыт в что-то полярно противоположное либо идеализируя его. Гинзбург избегает обозначать жанры, что вполне соответствует ее характеру, но «Записки блокадного человека» она назвала «повествованием», охарактеризовав эту форму как «что-то, стоящее между романом, повестью и эссеистикой»[1024]. Она старалась придать своему сочинению жанровую амбивалентность и досадовала на тех критиков, которые спешили его классифицировать:

Е. С. Вентцель из числа заметивших, высоко ценящих, но и она поместила рецензию на «Записки блокадного человека» под заглавием «Проза ученого». Каверин написал мне о поразительной физиологической точности, «не мешающей, как это ни странно (курсив мой) художественности восприятия». Особенно настойчиво стремление зачислить это произведение по части мемуаров, несмотря на очевидную немемуарность ведущего персонажа. Еще на днях на собрании Секции критиков и литературоведов Нинов назвал «Записки» мемуарно-документальной прозой. Назвать это просто прозой противоречило бы общественному статусу автора[1025].

Е. С. Вентцель из числа заметивших, высоко ценящих, но и она поместила рецензию на «Записки блокадного человека» под заглавием «Проза ученого». Каверин написал мне о поразительной физиологической точности, «не мешающей, как это ни странно (курсив мой) художественности восприятия».

Особенно настойчиво стремление зачислить это произведение по части мемуаров, несмотря на очевидную немемуарность ведущего персонажа. Еще на днях на собрании Секции критиков и литературоведов Нинов назвал «Записки» мемуарно-документальной прозой. Назвать это просто прозой противоречило бы общественному статусу автора[1025].