По поводу петиции от лионских якобинцев, которые жаловались якобинцам Парижа на свое настоящее положение, опять всплыла вся история этого злополучного города. Кутон снова начал обличать Дюбуа-Крансе, как он это делал уже несколько месяцев назад, и велел исключить его из числа якобинцев. Робеспьер обвинил Фуше и приписал ему интриги, которые привели патриота Гайара к самоубийству. По его предложению общество решило потребовать Фуше к ответу. Но Робеспьер боялся происков Фуше не столько в Лионе, сколько в Париже, и хотел наказать его именно за них. Фуше, чуя опасность, написал якобинцам уклончивое письмо, прося повременить со своим суждением, пока Конвент, которому он только что изложил всю свою деятельность, с приложением всех документов, произнесет свой приговор. «Странно, – сказал на это Робеспьер, – что Фуше нынче обращается к помощи Конвента против якобинцев. Боится он, что ли, глаз и ушей народа? Боится, чтобы печальный лик не обличил его в злодеянии? Боится, чтобы шесть тысяч взоров, устремленных на него, не открыли в его глазах души, скрывающей его мысли, и не прочли в них эти мысли? Поведение Фуше изобличает виновного; вы не можете долее держать его среди вас – надо его исключить». Фуше был изгнан тотчас же, как и Дюбуа-Крансе. Итак, гроза с каждым днем сильнее рокотала над головами монтаньяров, и небосклон со всех сторон заволакивали тучи.

В виду этой надвигавшейся грозы те из членов комитетов, которые боялись Робеспьера, были бы не прочь объясниться и предпочли бы соглашение опасной борьбе. Робеспьер выписал из армии своего молодого товарища Сен-Жюста, и тот немедленно вернулся. Было предложено свидание с целью на чем-нибудь поладить. Робеспьер заставил долго себя просить, прежде чем согласился, однако наконец оба комитета собрались. Начались взаимные попреки весьма язвительного свойства. Робеспьер говорил о себе со своей обычной гордыней, обличал тайные сходбища, толковал о необходимости наказать депутатов-заговорщиков, неодобрительно выразился обо всех действиях правительства, всё выбранил – администрацию, войну и финансы. Сен-Жюст поддержал Робеспьера, произнес в его честь пышное похвальное слово и заявил, что последняя надежда иноземцев состоит в том, чтобы разъединить правительство. Сен-Жюст привел по этому поводу слова одного офицера, взятого в плен перед Мобёжем. Если верить этому офицеру, союзники выжидали, пока умеренная партия свергнет правительство и установит господство других принципов. Сен-Жюст привел этот пример, чтобы сильнее дать почувствовать необходимость примирения и согласованных действий.