Встреча была бурной. Сторонники мира и сторонники войны были сильно разгорячены. Первые группировались вокруг Шаретта и говорили, что именно те, кто хочет продолжения войны, никогда не участвуют в сражениях; что край разорен и доведен до отчаяния; что державы ничего не сделали и впредь ничего не собираются делать для них. Сторонники войны, напротив, говорили, что им предлагают мир только для того, чтобы лишить их оружия, потом нарушить все обещания и безнаказанно истребить; что на мгновение сложить оружие – значит ослабить мужество и сделать всякое восстание невозможным в будущем; что если Республика вступает в переговоры, значит, она сама доведена до последней крайности и надо только подождать и выказать еще некоторое упорство, и настанет минута, когда можно будет предпринять великие дела с помощью держав; что недостойно французских рыцарей подписывать договор с тайным намерением не исполнять его; что роялисты не имеют права признавать Республику, потому что это равнялось бы отречению от прав принцев.

Прошло несколько весьма оживленных конференций, с большим обоюдным раздражением. Однажды сторонники

Шаретта так горячо пригрозили сторонникам Стоффле, что чуть тут же не последовала драка. Корматен, сторонник мира, был, конечно, не из спокойных: своим волнением, званием представителя Бретани, своим ораторским искусством, наконец, он обращал на себя внимание. На его беду, при нем находился некий Солилак, приставленный к нему бретонским центральным комитетом. Солилак с удивлением видел, как Корматен разыгрывает совсем не ту роль, которая была ему поручена, и заметил ему, что он отступает от инструкций и послан не за тем, чтобы хлопотать о мире. Корматен был очень сконфужен этими упреками.

Стоффле и сторонники войны торжествовали, узнав, что Бретань старается скорее выиграть время и сговориться с Вандеей, чем примириться с Республикой; они объявили, что никогда не сложат оружия, если уж Бретань готова поддержать их.

Утром 17 февраля совет Анжуйской армии собрался в одной из зал замка Ла Жонэ, чтобы принять окончательное решение. Товарищи Стоффле обнажили сабли и поклялись перерезать горло первому, кто станет говорить о мире; словом, решили стоять за войну. Шаретт, Сапино и их товарищи, собравшиеся в другой зале, решили стоять за мир. В полдень было назначено всем вместе собраться в палатке, разбитой посреди равнины; туда же должны были прийти и комиссары. Стоффле, не решаясь в лицо объявить о своем решении, послал сказать им, что не принимает их предложений.

Депутаты оставили сопровождавший их отряд на заранее условленном расстоянии и пришли в палатку одни. Шаретт оставил своих вандейцев на таком же расстоянии и привел с собою только своих главных офицеров. Все видели, как Стоффле сел на лошадь с несколькими сумасбродами и как они ускакали, махая шляпами и крича «Да здравствует король!». В палатке, где Шаретт и Сапино встретились с депутатами, не было ни споров, ни прений, потому что ультиматум депутатов был заранее принят. Обе стороны подписали все условленные заявления. Шаретт, Сапино, Корматен и прочие офицеры согласились с тем, что они покоряются законам Республики;