Так совершилось первое примирение восставших провинций. Как угадал Гош, оно было только кажущимся; но, как он тоже предчувствовал, это примирение можно было превратить в гибельное для вандейских вождей, приучив край к спокойствию и обратив к другим занятиям воинственный пыл, воодушевлявший людей. Как ни уверяли в противном Шаретт регента, а шуаны – Пюизе, всякий пыл должен был погаснуть в душах после нескольких месяцев спокойствия.

Представители и республиканские генералы с величайшей добросовестностью наблюдали за точным исполнением заключенных условий. Бесполезно, конечно, доказывать нелепость распущенного тогда слуха, будто подписанные договоры заключали в себе секретные статьи с обязательством посадить на престол Людовика XVII. Как будто депутаты могли быть настолько сумасшедшими, чтобы принять подобные обязательства! Как будто возможно, чтобы захотели пожертвовать горстке партизан Республикой, обороняющейся против всей Европы! Впрочем, ни один из вождей в письмах к принцам и различным роялистским агентам никогда не смел утверждать подобной нелепости. Шаретт, впоследствии отданный под суд за нарушение заключенных с ним условий, тоже не посмел выставить в свою пользу такого важного смягчающего обстоятельства, каковым было бы несоблюдение секретной статьи. Пюизе в своих записках называет этот слух вымыслом и глупостью, и мы бы даже не упомянули здесь об этой выдумке, если бы она не приводилась во множестве записок.

Разоружение западного края стало не единственным результатом этого мира. Совпадая с миром, заключенным с Пруссией, Голландией и Тосканой, и с намерениями, заявляемыми несколькими другими государствами, оно имело еще ту выгоду, что произвело очень сильное нравственное воздействие. Республика была признана одновременно внешними и внутренними врагами, коалицией и самой роялистской партией.

Решительными врагами Франции оставались только Австрия и Англия. Россия, по своей отдаленности, не была опасна. Германская империя была готова распасться от несогласий и не могла продолжать войны; Пьемонт был истощен; Испания, не разделяя химерических надежд роялистских интриганов, вздыхала о мире; гнев неаполитанского двора был столь же бессилен, сколь и смешон. Питт, невзирая на неслыханные победы Французской республики, несмотря на кампанию, не имеющую себе подобной в летописях войны, не колебался; твердым умом своим он понял, что все эти победы, гибельные для континентальных держав, нисколько не вредят Англии. Она приобрела на морях несомненное превосходство: она господствовала на Океане и в Средиземном море, она захватила половину голландских флотов, заставляла испанский флот выбиваться из сил против французского, она старалась завладеть французскими колониями, собиралась занять все колонии голландские и навсегда утвердить свою власть в Индии. Ей для этого нужно было только, чтобы еще некоторое время продолжались война и политические интриги континентальных держав. Следовательно, для Англии было весьма важно раздувать вражду против Франции, оказывая помощь Австрии, пробуждая слабеющее рвение Испании, готовя новые беспорядки в южных провинциях Франции. Тем хуже для воюющих держав, если они будут побиты в новой кампании. Если же, напротив, державы одержат победу, то она возвратит Австрии Нидерланды, которые всего более боялась видеть в руках Франции. Таковы были убийственные для других, но глубокие расчеты английского премьер-министра.