Вот так Франция отдалась необыкновенному человеку. Не будем винить в слабости наших отцов; эта слава является нам уже отодвинутая временем и несчастьями и все-таки приводит нас в восторг! Повторим с Эсхилом: «Что же было бы, если бы мы видели самое чудовище!»
Глава LVII
Глава LVII
Пребывание Бонапарта в Париже; его отношение к Директории – Проект высадки в Англию – Раштаттский конгресс – Революция в Голландии, Риме и Швейцарии – Внутреннее положение Франции; выборы года VI – Египетская экспедиция и приготовления к ней
Пребывание Бонапарта в Париже; его отношение к Директории – Проект высадки в Англию – Раштаттский конгресс – Революция в Голландии, Риме и Швейцарии – Внутреннее положение Франции; выборы года VI – Египетская экспедиция и приготовления к ней
За торжественным приемом, устроенным Бонапарту Директорией, следовал ряд празднеств, которые давали в его честь от своего имени директоры, члены советов и министры. Каждый хотел превзойти других в великолепии. Герой этих празднеств был поражен вкусом, выказанным министром иностранных дел, и приобрел склонность к старинному французскому изяществу. Посреди этой роскоши он выказал себя простым, благорасположенным, но сдержанным и почти недоступным наслаждению; в толпе Бонапарт отличал и избирал преимущественно людей полезных и знаменитых, с которыми вступал в беседу в той области науки или искусства, в которой они себя прославили. Многие знаменитости удостоились в эти дни знакомства с Бонапартом.
Образование молодого генерала было равным образованию офицеров, недавно вышедших из военных школ. Но благодаря инстинкту гения он мог разговаривать о предметах, совершенно ему чуждых, и высказывать некоторые рискованные, но оригинальные взгляды, которые чаще всего являются только дерзостью невежества, но высказываемые людьми высоких дарований вводят в заблуждение и прельщают даже специалистов.
В обществе с удивлением замечали эту способность говорить обо всем. Газеты, передававшие мельчайшие подробности касательно личности Бонапарта, сообщали, что, обедая у Франсуа де Нёвшато, он говорил о математике с Лагранжем и Лапласом, о метафизике – с Сийесом, о поэзии – с Шенье, о законоведении и гражданском праве – с Дону. Вообще в присутствии Бонапарта редко решались его расспрашивать, но очень старались навести его на разговор о военных походах. Если ему и приходилось участвовать в таких разговорах, он никогда не говорил о себе, а только о своей армии, своих солдатах и республиканской храбрости; ярко рисовал шум битв; умел описать и заставить почувствовать решительный момент, указать, как его следует понимать; приводил слушателей в восторг своими ясными и драматичными рассказами. Если подвиги выказывали в Бонапарте великого полководца, то разговоры открывали оригинальный, плодовитый, точный ум, умеющий увлечь. Подвигами Бонапарт завоевал симпатии народа, а своими беседами стал приобретать благорасположение передовых людей Франции. Уже и без того сильное пристрастие к нему стало еще большим, когда его начали лучше узнавать. Даже самые следы иностранного происхождения, не изглаженные еще тогда временем, усиливали производимое им впечатление. Странность всегда увеличивает обаяние гения, особенно же во Франции, где при крайнем однообразии нравов чрезвычайно пристрастны к оригинальности.