Одна причина особенно отклоняла его от этого предприятия. На приготовления требовалось несколько месяцев, и для попытки высадки следовало ждать туманов и ветров будущей зимы. Бонапарт не хотел оставаться целый год праздным в Париже, ничего не прибавляя к своим подвигам и опускаясь в общественном мнении уже по одному тому, что не возвышался. Он обдумывал проект другого рода, проект столь же гигантский, как и высадка в Англию, но более необыкновенный, более обширный по своим последствиям, более согласный с его воображением, а главное, более близкий по времени. Внимание его уже в Италии было обращено на Средиземное море: там он создал небольшой флот при разделе венецианских владений, выговорил Франции Ионические острова, завязал интриги на Мальте в надежде отнять остров у ордена и Англии; наконец, он часто обращал свои взоры на Египет как на промежуточный пункт между Европой и Азией, занятием которого Франция обеспечивала преобладание своей торговли на Востоке и даже в Индии.

Эта идея завладела воображением Бонапарта и теперь господствовала над ним. В министерстве иностранных дел имелись драгоценные документы, рассказывающие о колониальном, морском и военном значении Египта; Бонапарт попросил их у Талейрана и стал тщательно изучать. Таким образом, делая вид, что повинуется желаниям Директории, он думал совсем о другом предприятии; воображение его блуждало на берегах Востока. Смутная и необъятная будущность вставала перед ним. Углубиться в эти страны солнца и славы, где побеждали и основывали империи Александр и Магомет, прогреметь там так, чтобы отзвук, повторенный эхом Азии, дошел бы до Франции, стало для него опьяняющей перспективой.

Итак, Бонапарт объезжал берега океана в течение января и февраля 1798 года, но занимали его другие мысли и другие планы.

В то время как Республика направляла все свои силы против Англии, ей предстояло еще окончательно определить свои интересы на континенте. Политическая задача Франции была необъятна: ей нужно было заключить в Раштатте договор с Германской империей, то есть с самим феодализмом; направить по новому пути три свои дочери-республики – Батавскую, Цизальпинскую и Лигурийскую; поставленная во главе демократической системы лицом к лицу с системой феодальной, ей следовало помешать столкновению между обеими, иначе опять возобновилась бы борьба – правда, оконченная ею с такой славой, но и с такими страшными жертвами.

Со дня открытия Раштаттского конгресса прошло уже два месяца; представителями Франции на нем были Бонье, весьма умный человек, и Трельяр, человек честный, но суровый. В течение немногих проведенных на конгрессе дней Бонапарт тайно заключил с Австрией необходимые для занятия Майнца и Мангеймского тет-де-пона сделки. Было решено, что австрийские войска при приближении французских оставят крепости имперскому ополчению; либо пугая это ополчение, предоставленное самому себе, либо прибегнув к штурму, французы должны были завладеть вышеназванными крепостями, что и было исполнено. Будучи оставлены австрийцами, войска курфюрста сдали Майнц. Гарнизон Мангеймского тет-де-пона пытался сопротивляться, но был вынужден уступить; тем не менее при этом погибло несколько сотен человек.