Положу в него все, что надо; налью воды, поставлю на огонь; начинаю ждать. Жду двадцать минут, сорок. Он не подает даже вида, что нагревается. Но достаточно мне на полминуты отойти в сторону, чтобы оторвать в календаре листки за десять прошедших дней, как со стороны спиртовки раздается яростное клокотание. Из кофейника мчатся вниз, на скатерть, бурные каскады коричневой жидкости, заливают столик, затопляют ложки, ножи и полученное с утренней почтой письмо с напоминанием о налоге на радио.

А, кстати, о ложках, Бестактные существа, не знающие, когда можно шутить, а когда нельзя. Обычно, лежа на столе, они производят приличное впечатление; но достаточно только вставить какую-нибудь из них в стакан, чтобы размешать с водой сухое молоко, как она незаметно подбирается к протянутому над столиком рукаву моего халата впивается в него и опрокидывает стакан со всем содержимым. Зачем ей это надо? К чему издевательство над седым человеком, которому и без опрокидывания стаканов трудно живется?

Впрочем, и сами стаканы и чашки тоже нередко тревожат меня своим поведением. Люди обычно думают, что эти предметы не обладают собственным произвольным движением в пространстве А, между тем, не раз я наблюдал, как они исподволь незаметно, постепенно сами передвигаются с середины стола к краю и оттуда неожиданно кидаются вниз, на каменный пол, чтобы разлететься на мелкие части. Эта мрачная склонность к самоубийству у стаканов и чашек для меня до сих пор не ясна. Быть может, стаканы не находят смысла в своей жизни потому, что я редко пью спиртное и не наливаю в них вина? А чашки, быть может, обижаются за то, что я их мою один раз за несколько дней – когда кончил одну статью и еще не взялся за другую? Но не могу же я ради них отрываться от дела! Тогда, чего доброго, кто-нибудь потребует, чтобы я вытирал пыль с комода, с книг и столов! А между тем, с пылью у меня давно установились добрососедские отношения: я не трогаю ее, она не трогает меня. Пыль только тогда опасна для здоровья, когда ее потревожишь и она начинает летать.

Но вот кого из всех одухотворенных вещей домашнего обихода можно считать самыми несносными для совместной жизни, – это иголки и нитки. Сколько хладнокровия, терпения, выдержки нужно иметь при общении с ними!

Приходится мне иногда пришивать пуговицы к костюму или к пальто. Разумеется, тех самых пуговиц, которые были на своих местах, уже нет. По общему правилу, которого эти вещи строго придерживаются, отскакивают они не дома, а в гостях, на улице, или в автобусах. Поэтому я обычно подыскиваю у себя в комнате что-нибудь подходящее, круглое; и если же не нахожу, то беру метлу и начинаю ею фехтовать под комодом или под шкапом, где всегда находятся какие-нибудь неожиданные полезные предметы: монетки в один или в два франка, леденцы, нафталиновые шарики, лепешки аспирина, – вообще целая компания тесно сжившихся между собою вещей.