Нынешний цивилизованный человек, действующий по принципам утилитаризма или экономического материализма, в общем миролюбивое существо; но волнуется и негодует он не тогда, когда сам затронет чужие интересы, а когда кто-либо посягнет на интересы его собственные. И мир он любит не потому, что мир есть нравственное общее благо, а потому, что мирная жизнь приносит более верный доход, равномерно насыщает желудок и дает максимум комфорта и развлечений. Такой утилитаристический обыватель по-своему и ближнего любит, но любит не как себя самого, а так, как тот любит его. Любовное отношение к ближнему вообще гораздо удобнее, чем враждебное, ибо легче приводит к кооперации и в предприятиях чистых или нечистых, создает благоприятные условия для совершения сделок. И любовь к обществу также проявляется у современного обывателя, особенно когда нужно массовыми выступлениями защитить свои профессиональные материальные требования. Разве в прежние времена проявлялась такая мистическая соборность душ, как в нынешних синдикатах? Совсем своего рода Церковь… И сейчас эту благостность единодушия можно встретить даже в среде европейских профессоров, организующих забастовки вместе с рабочими, подчеркивающих общность ныне идеалов.
И в этом смысле Аксаков был бы в настоящее время, пожалуй, неправ, говоря, что у цивилизованного европейца наблюдается «пустодушие». Пустоты в современном обществе сейчас нет, душа у него переполнена; но, увы, переполнена не теми потусторонними элементами, какие нужны были отжившей христианской морали.
Справедливость, разумеется, требует упомянуть, что в общей массе модернизованных обывателей встречаются и теперь отдельные люди и даже групповые оазисы, носящие в своей душе не только страх атомной бомбы, но и страх Божий. Немало на Западе таких, которые и внутри их Церкви и вне ее несут с собой свет Христов в разной мере – от колеблющегося огня скромной свечи до яркого пламени веры. Христианская инерция неистребима в тайниках даже тех некоторых душ, кои под раскрашенной маской утилитаризма и простого неверия сохраняют подобие Божье.
Но из-под общей пелены цивилизованного чада с трудом прорываются эти огни. Впереди на переднем плане всего человечества – многочисленный, безразличный к высшим призывам души, самодовольный, уверенный в своей силе и мощи – средний Обыватель, истинный хозяин земли, царь и бог, правитель, судья и палач. Его решения – закон, его суждения – истина, его действия – правда. Вокруг этого мещанина на троне вращается все. В качестве центра цивилизованной координатной системы он как будто бы математический нуль. Но от этого нуля отсчитывается все во все стороны, с плюсом и минусом. На него обращаются подобострастные взгляды придворных льстецов и угодливых подданных. Это он возвеличивает одних, повергает в ничтожество других. Техники ублажают жизнь его материальным прогрессом, одевают в нейлон, освещают неоном, надевают на плечи в виде царственной мантии непромокаемые пальто, охраняют ночной покой пробковыми стенами, бреют электрическими бритвами, с головокружительной скоростью переносят с места на место по земле, по воде, по воздуху, внушая мысль, что всегда движут его вперед.