До Утрехтского мира коалиционная война являлась борьбой разнородной группировки государств против державы, претендующей на европейскую гегемонию, и ее вассалов. В последующие десятилетия войны велись между двумя враждебными коалициями государств, каждое из которых преследовало цели, далеко не совпадающие с целями своих союзников. Это различие было часто причиной медлительности действий союзников, затяжных дипломатических согласований общей стратегии, длительного формулирования общих военных планов. Полное военное сокрушение противника, которое повлекло бы за собой изменение баланса сил, могло входить в планы одного, но никак не всех участников коалиции. А сравнительная ограниченность целей войны, порожденная в немалой степени характером тогдашних армий, в свою очередь оказывала воздействие на их стратегию и тактику.

В войнах конца XVII и начала XVIII в. оказались слитыми борьба между Францией и морскими державами за торговую и колониальную гегемонию с борьбой европейских держав против угрозы утверждения французской политической гегемонии на европейском континенте. Исчезновение после Утрехтского мира угрозы французского преобладания при всех выгодах, которые это давало Англии, имело, с точки зрения британских дипломатов, и серьезный минус. Оно крайне усложняло формирование антифранцузских коалиций в составе Англии и континентальных держав, которые позволяли бы Лондону воевать на суше преимущественно чужими руками. Устранение французской опасности выдвинуло на первый план как тлевшие старые, так и возникавшие новые разногласия между бывшими участниками коалиции против Людовика XIV. Это делало создание столь широких союзов, которые включали, кроме Франции, все главные западноевропейские державы (как во время прежних воин), уже неразрешимой задачей. Впрочем, в первые десятилетия после 1715 г. английская дипломатия и не ставила себе подробной цели.

Владения, которых Испания лишилась по Утрехтскому миру, в своей основной части перешли к императору. Правительство нового испанского короля Филника V считало эти уступки вынужденными и временными. Правда, было бесперспективным стремиться к возвращению ставших австрийскими Южных Нидерландов — морские державы ни за что не допустили бы перехода этой страны под власть монарха из дома Бурбонов. Напротив, казалось вполне разрешимой задачей возвращение утраченных итальянских территорий, которые сотни лет находились во владении Испании и в защите которых император не мог рассчитывать на поддержку потенциальных союзников. Большое влияние на политику мадридского двора оказывала вторая жена Филиппа V, итальянка Елизавета Пармская, мечтавшая выкроить из отвоеванных территорий княжества для своих сыновей. Ее ставленник — первый министр Альберони приступил к осуществлению этих планов. В 1717 г. испанцы отняли у императора остров Сардинию и начали вытеснять австрийцев из Сицилии.