Директор леспромхоза был к ней расположен, благоволил.

— Ну что, Панарова, не жалеешь теперь, что я тебя силком учиться-то вытолкал, руками из конторы выпихнул в Москву? — с чуть барственной усмешкой вопросил он после утренней планерки.

— Нет, спасибо, Виктор Кузьмич, не жалею, — по нормам трудового этикета, скромно потупив взгляд, кивнула та.

— Работы, конечно, надбавилось, новые задачи, больше цифр, да? — директор, видимо, был настроен поболтать с подчиненной.

В просторном кабинете со стенами из мореного дуба, с длиннющим столом для совещаний, с селекторным пультом и полудюжиной телефонов разных форм и расцветок на габаритной плите, за которой восседал в высоком кожаном кресле шеф под застекленным портретом генсека, Надежда чувствовала себя скованно.

— Цифрами, Виктор Кузьмич, я всю жизнь занимаюсь, — негромко ответила она, стараясь не встречаться с насмешливым взором из-под отсвечивающих линз очков. — Это меня не беспокоит… Справляюсь пока.

— А все-таки вижу: кошки у тебя на душе скребут, — директор поднялся со своего места и подошел к столу, у которого бочком жалась на стуле Панарова. — Можешь не отнекиваться. Я не первый год тут сижу, — махнул он рукой в сторону Горбачева. — Руководителю должно чувствовать душу подчиненного, иначе цена ему грошовая.

Высокий седовласый представительный мужчина, далеко за пятьдесят, но в хорошей для своего возраста форме, круто развернулся и подошел к небольшому бару в углу у окна.

— Может, рюмочку коньячку, чтоб напряжение снять? — с улыбкой обернулся он от барной дверки.

— Виктор Кузьмич, вы же знаете — я не пью, — отрицательно покачала головой Надежда.

— И я не пью, — невозмутимо согласился тот. — Но по работе иногда надо.

Он налил две хрустальные рюмки из начатой бутылки армянского, поставил одну на стол перед Панаровой и, держа в руке вторую, вернулся к себе.

— Ну, давай, — коротко распорядился Виктор Кузьмич не терпящим возражений тоном. — Обмоем твое продвижение по службе.

Панарова, подчинившись, маленькими глоточками через силу испила рюмочку и поморщилась, затрясла головой. Директор кивнул и привычным быстрым движением опрокинул свою.

— Вот молодец! — с заигравшей на губах усмешкой Зевса-громовержца похвалил он ее. — Шоколад? Лимончик? Запить?.. Правильно… Коньяк не запивают и не закусывают… Ну давай, говори, что там тебя беспокоит. Из этих стен ничего не вылетит.

Надежда почувствовала, как горячей волной прибывает в ней безрассудная смелость, и подняла глаза, увереннее взглянув на стекла в золотой оправе.

— Виктор Кузьмич, я и после курсов не очень-то разбираюсь в этом хозрасчете, — призналась она с ноткой вызова в голосе. — Но план по лесонасаждениям мы раньше всегда готовили на основании фактических площадей делянок за прошлый год… Сколько вырубили — набавили к тому естественную убыль по нормативам, процент подсадок к прошлогодним саженцам, где не прижились, засохли или лоси верхушки поели — все было ясно… А сейчас мы в новом году и половины прошлогодней вырубки не покрываем, — Панарова выдохнула, чтобы, набрав в грудь воздуха, отважно выпалить в глаза шефу. — Выходит, только рубим?.. А сажать не будем?