Светлый фон

Распахнув створки ворот вширь, дедушка резонно предложил загнать еще не успевшую остыть «Ниву» в просторный двор.

— У нас свои не воруют, но по трассе ночью много народу всякого проезжает. Во дворе надежнее будет, — пояснил он.

На следующее утро, рано проснувшись, Алеша первым делом спросил о главном: а где же обещанная Волга?

— А пошли! Бери Леночку, и пойдем. Я вам покажу. Здесь недалеко, — охотно предложил будто и не ложившийся спать деда Витя.

Осторожно перейдя оживленную трассу, они прошагали по натоптанной узкой дорожке с полверсты. Кругом раскинулись холмы, поросшие степным ковылем да бурьяном — воды нигде не было видно.

Внезапно, как обрезанный острым ножом, горизонт впереди рухнул. Алеша в один миг очутился на самом верху скалы, на десятки метров возвышавшейся над бескрайней, докуда глаз хватало, зеленоватой гладью воды внизу. Держа крепко деда за руки, дети обмерли над величественной, безбрежной Волгой, изумленно созерцая с крутизны плывущие далеко под ними кораблики и баржи.

Ветер с реки дул резкими холодными порывами. Жара, минуту назад мучившая их, куда-то бесследно канула.

— Ну как? — с гордостью вопросил дедушка.

— Какая широкая! — восторженно промолвил завороженно глазевший Алеша.

— Да, — лаконично подтвердила Леночка.

— Это еще не ширина, — протянул деда Витя. — Вот завтра пополудни съездим на Жигулевское море искупаться — вот там даль! Широченное, пять с лишком километров от берега до берега. И вода теплая… А здесь никто не купается. Здесь мы рыбу ловим.

Баба Маня заметно поправилась, раздалась вширь и выглядела вполне довольной жизнью.

— А чего ей не поправиться? — благодушно заметил супруг. — Скотину мы не держим. Денег у меня хватает, чтобы все на рынке и в магазине покупать. Огород только для фруктов и овощей — сад, а не огород, никакой картошки. Кухарить я сам люблю, привык, женским рукам не доверяю.

Единственным, что настораживало зоркую Надежду, была мягкая готовность, податливость, с которой баба Маня подставляла стопку, и явное блаженство на лице после ее опустошения непривычно лихим, мужским жестом.

— Ты, смотрю, наловчилась с рюмкой-то… Прям как мой запрокидываешь, — строго упрекнула ее дочь, покачав головой.

— Ты, что ли, мне наливаешь? — нежданно сдерзила мать.

— Да не бойсь, мы нечасто, — примирительно успокоил сноху Чекан, — когда повод есть… Вот сейчас — вы приехали. У нас радость… Отчего ж не выпить, ежели с умом?

Артем лишь молчком ухмылялся, мотал косматой головой и, дорвавшись, за обе щеки с аппетитом наворачивал копченого осетра, нарезанного солидными лоснящимися ломтями. Закуска на столе была обильной, волжской.