На самом деле итоги поездки Молотова были весьма тревожным сигналом для Москвы. После его визита стало ясно, что ничего реального СССР от сотрудничества с Германией уже не получит. А в условиях, когда в Москву поступало все больше информации о переброске немецких войск на Восток и о слухах о подготовке Германии к войне с СССР, у Сталина оставалась только одна цель и возможность — максимально отодвигать столкновение, ослаблять постоянное напряжение, усиливая темпы перевооружения Красной Армии. Одновременно в дипломатическом плане можно было бы попытаться (хотя и без больших шансов на успех) активизировать действия на Балканах, создавая преграду германскому проникновению. Согласно словам Я. Е. Чаадаева, управляющего делами Совнаркома, когда Молотов докладывал на Политбюро об итогах визита в Берлин, Сталин был убежден, что Гитлер нацелен на войну. Российский историк Г. А. Куманев, ссылаясь на записи Чаадаева, приводит слова Молотова, сказанные на этом заседании Политбюро: «Покидая фашистскую Германию, все мы, члены советской делегации, были убеждены: затеянная по инициативе фашистской стороны встреча являлась лишь показной демонстрацией. Главные события лежат впереди… Общей для всех членов делегации являлась также уверенность в том, что неизбежность агрессии Германии неимоверно возросла, причем в недалеком будущем. Соответствующие выводы должны сделать из этого и наши вооруженные силы». А Сталин, по словам Чаадаева, констатировал: «Теперь Гитлер поставил перед собой цель расправиться с Англией… Но это не главное для Гитлера, а главное — нападение на Советский Союз. Мы все время должны помнить об этом и усиленно готовиться для отражения фашистской агрессии»[829].

Что касается Германии, то, по сведениям из Берлина, Гитлер был настолько взбешен после первой встречи с Молотовым, что отказался присутствовать на вечернем приеме 12 ноября, даваемом Риббентропом в честь Молотова, и на ужине в советском посольстве вечером 13 ноября, ограничившись лишь заранее запланированным завтраком днем 13 ноября[830]. Риббентроп писал в своих мемуарах, что в конце ноября — начале декабря он еще пытался убедить Гитлера не отвергать идею союза с русскими и согласиться с некоторыми требованиями Сталина, но остановить его было уже невозможно[831].

В мире на визит Молотова прореагировали противоречиво и в основном тревожно. Свидетельства дипломатов в Балканских странах показывают их крайнюю озабоченность германской активностью. Здесь мало надеялись, что Москва или Лондон смогут что-либо противопоставить Берлину. Значительный интерес представляет, конечно, позиция официального Лондона. 10 ноября Ст. Криппс в телеграмме в Лондон назвал предстоящий визит Молотова сюрпризом[832]. В последующие дни члены британского кабинета пытались прояснить смысл визита, сопоставляя свои соображения с донесениями британских послов из Турции, Югославии и других стран. В анализе британских политиков все же преобладали домыслы и предположения, часто мало соответствующие реальному положению дел.