* * *

Обратимся к некоторым вопросам советско-американских отношений в 1940 — начале 1941 г.[1063]

Уже 21 января 1940 г. американский посол Л. Штейнгарт в беседе с В. П. Потемкиным сетовал на неудовлетворительные условия жизни и труда американских инженеров, работающих в Советском Союзе по контракту.

В ответ заместитель наркома выразил неудовольствие публичным выступлением американского военного министра Джонсона, в котором последний в весьма критическом духе оценил действия советских войск в Финляндии[1064]. Штейнгарт затронул неурегулированный вопрос с личным имуществом бывшего американского посла в Польше Биддла, захваченным советскими войсками при занятии Львова[1065].

Мы коснулись содержания бесед по упомянутым небольшим вопросам, чтобы подчеркнуть «атмосферу» советско-американского диалога. Обе стороны и в дальнейшем возвращались к этим вопросам. Как и в отношениях с рядом других стран, обе стороны постоянно фиксировали внимание на мелких вопросах, избегая каких-либо других тем, по которым можно было бы завязать конструктивный диалог.

1 февраля Штейнгарта принимал Молотов. Беседа была посвящена финской проблеме, и США хотели сыграть роль посредника в возможных мирных переговорах. На этой встрече Штейнгарт поставил более общие вопросы. Он заявил: «Трения, наблюдавшиеся в последнее время между СССР и США, являются плодом недоразумения», так как Рузвельт является другом Советского Союза. Молотов обвинил США в существующих трениях, перечислив весь тот набор, который и в дальнейшем постоянно использовался советскими представителями (враждебная кампания прессы, отказ принять советских специалистов на американские заводы, задержка заказов и поставок и т. д.). По словам Молотова, советская сторона не сделала ни одного шага, направленного против США[1066].

К. Уманский писал в Москву о враждебном отношении США к СССР. Конечно, в первые месяцы 1940 г. на это влияла зимняя война. На нее американское правительство реагировало очень болезненно. Но ситуация осложнялась и другими обстоятельствами. В пространном письме в Москву 17 февраля Уманский сообщал об «антисоветских выпадах» Рузвельта, об ущемлении СССР по линии «наших экономических интересов», вытекавших из так называемого морального эмбарго, о трудностях в работе Амторга и т. п.[1067]

Обмен взаимными претензиями не прекратился и после окончания советско-финской войны. 27 марта заместитель наркоминдела А. Лозовский вызвал американского посла и в резкой форме изложил ему претензии советского правительства. Снова фигурировало «моральное эмбарго», упоминались антисоветские выступления ряда политических деятелей США, говорилось об отзыве американских специалистов. Штейнгарт пытался возражать, заявляя, что именно Рузвельт отверг предложение о разрыве дипломатических отношений с СССР и т. п.