Таким образом, в условиях, возникших в результате стремительного и неожидаемого разгрома Франции, руководство США, во-первых, явно склонялось к противодействию Германии в Европе и Японии — на Дальнем Востоке и, во-вторых, подключилось к попыткам изменить внешнеполитическую линию Москвы. В этом оно действовало в одном русле с британским руководством.

Мы уже отмечали безуспешность английских маневров в связи с нежеланием Кремля разорвать союз и сотрудничество с Германией. К тому же было видно, что британские лидеры не отказались ни от антисоветских действий, ни от антисоветской риторики.

Нечто подобное происходило и в советско-американских отношениях. Ни Халл, ни Рузвельт не захотели сделать какие-либо существенные благоприятные жесты, чтобы снять те негативные наслоения, о которых Халл говорил Уманскому. И если США призывали Москву не концентрироваться на мелочах и не придавать им слишком большого значения, то это в такой же степени относилось и к американскому правительству.

Объективно Москва могла улучшить отношения с США. Если налаживание советско-английских связей, по мнению Кремля, было чревато неодобрением Берлина, то в отношениях с Вашингтоном Москва имела более «свободные руки». Формальный нейтралитет США снимал для Сталина опасность недовольства в Берлине.

Конечно, ситуация была сложной и неоднозначной. На упомянутой беседе с Халлом Уманский повторял уже известные обвинения в адрес США. Он пространно говорил о дискриминационных мерах в торговле, о недружественных заявлениях американских политиков, включая речь Рузвельта на съезде молодежи. Уманский посчитал заслугой советского правительства, что оно оставило без внимания речь президента[1074].

Сообщая об этой беседе и об относительно спокойном тоне американской печати, Уманский просил указаний из Москвы. Действительно, как полагали многие наблюдатели, в этот период в США было весьма распространено мнение, что США и Россия в одинаковой мере подвергаются угрозе со стороны Германии и могут вследствие этого стать союзниками. В то же время отмечались и колебания администрации Рузвельта в отношении Москвы.

Через несколько недель Уманский имел беседу с министром внутренних дел США Икесом. Американский министр продолжил линию, впервые обозначенную Халлом. По словам Икеса, политика Чемберлена и Даладье привела к крушению, поставила Англию на край пропасти и создала громадную потенциальную опасность для США. Оккупация нацистской Германией Европы может активизировать фашистские элементы и в США. По его мнению, может наступить момент для советско-американской встречи либо в Вашингтоне, либо в Москве, чтобы выяснить возможные точки соприкосновения между обеими странами в ближайшем будущем[1075]. При этом он заявил, что не является сторонником поспешных выводов об ухудшении советско-германских отношений в связи с событиями в Прибалтике. Уманский сразу же отверг идею встречи «уполномоченных», поскольку Москва не одобряет ее (как это было видно на примере миссии Криппса), предпочитая обычные дипломатические каналы связи. Прежде чем садиться за стол переговоров, заявил, он, надо очистить советско-американские отношения от введенных американским правительством дискриминационных мер[1076]. Таким образом, советский полпред, видимо, не без ведома Москвы явно не поддержал предложение Икеса.