Эти приобретения рассматривались прежде всего как «возвращение старых российских территорий, расширение зоны социализма», что должно было усилить военную мощь и геополитические позиции СССР, повысить уровень его безопасности. Не говоря об этом публично, советское руководство через своих дипломатов уверяло руководителей Англии и Франции, что все эти меры должны помешать продвижению Германии на Восток. Западные деятели, в целом умеренно реагировавшие на советские действия по присоединению новых территорий, считали, что они в дальнейшем смогут обострить советско-германские отношения к выгоде для Англии, США и их союзников.
Остается неясным ответ на главный вопрос — считал ли действительно Сталин, что, подписав договоры и взяв линию на сближение с Германией, он избегает будущей войны с ней, что сотрудничеству с Германией суждены многие годы и что с германской стороны эти договоры являются лишь поводом избежать войны на два фронта и не снимают одну из главных целей нацистской Германии — сокрушение Советского Союза. Ответ на этот вопрос чрезвычайно важен, ибо он помогает оценить обоснованность тех или иных мероприятий Кремля и причины игнорирования им некоторых явно недружественных шагов Германии уже к лету 1940 г.
Первым отрезвляющим шоком для СССР стал молниеносный разгром Франции. В мемуарах Н. С. Хрущева описаны настроения паники и замешательства в Кремле после известия об этом: «Сталин сыпал отборными русскими ругательствами и сказал, что теперь Гитлер непременно даст нам по мозгам»[1105]. Британский историк Дж. Робертс в связи с этим событием так озаглавил соответствующий раздел своей книги — «Разгром Франции и конец «антисоветского пакта»»[1106]. Над Англией нависла смертельная опасность, и сталинская идея длительной и, может быть, перманентной войны Германии на Западном фронте подверглась серьезной модификации.
Непосредственно в советско-германских отношениях летом и осенью 1940 г. наметился определенный застой, явно сократились дружественные жесты и появилась поначалу незначительная, но очевидная напряженность в отношениях двух стран по ряду проблем.
Летом и осенью 1940 г. перед советским руководством встал вопрос, что делать дальше. И здесь обнаружилось, что у Сталина фактически не было активного плана действий. Могут возразить, что и пассивная, выжидательная позиция — тоже своего рода решение. Но в любом случае она или служит подготовкой для принятия конкретных шагов, или так и останется проявлением именно отсутствия дальнейшей программы, нежеланием или боязнью по-новому оценить ситуацию и что-либо изменить в соответствии с иной обстановкой.