Сталин был настолько раздражен реакцией Англии и США на советско-финскую войну, что как будто не обратил внимания на жесткий отказ Гитлера в Берлине, когда Молотов предложил довести прежнюю договоренность о судьбе Финляндии до конца. Фюрер тогда цинично сказал главе советского правительства: «Вы и так много заполучили в Прибалтике и в Восточной Европе». Этот, по терминологии Г. Городецкого, «самообман» помешал Сталину и его соратникам объективно оценивать события почти вплоть до конца 1940 г.

В историографии существуют различные точки зрения по поводу того, когда в Москве началась подготовка к так называемой наступательной войне. Да и сам термин «наступательная война» также получил неоднозначное толкование. А. В. Суворову и его сторонникам он служит доказательством подготовки советским правительством превентивного удара по Германии, при этом называется даже дата — 6 июля 1941 г.[1107] Для ряда исследователей переломной датой называется известная речь Сталина на приеме выпускников военных академий 5 мая 1941 г. Существует, однако, и довольно распространенное мнение, что Сталин полностью не осознал опасность надвигающейся войны и не принял должных мер к отражению агрессии. В этой общей палитре взглядов есть и такие: действия советского руководства были, несомненно, правильными, и ему просто не хватило времени для подготовки к войне.

Мы не имеем документов, которые могли бы подтвердить или отвергнуть ту или иную точку зрения. Нам представляется, что осознание советским руководством надвигающейся опасности не может быть сведено к какому-либо дню. Накопление негативной информации началось, видимо, где-то в конце лета 1940 г. А серьезной отправной точкой стали итоги визита Молотова в Берлин в ноябре 1940 г. и германское продвижение на Балканы. Уже в октябре, как отмечает В. А. Невежин, в советских средствах информации начали прослеживаться антигерманские нотки[1108]. По данным советской разведки, на столе у Сталина стали появляться донесения о возможной подготовке в Германии к нападению на СССР.

Явные советско-германские противоречия в сфере экономических связей также не могли не озадачивать Кремль. Наконец, не только результаты переговоров Молотова в Берлине, но само поведение Гитлера явно свидетельствовали о переменах в планах нацистского руководства. Мы не располагаем точными сведениями, стало ли Сталину немедленно известно об одобрении Гитлером плана «Барбаросса» в декабре 1940 г., но, несомненно, какая-то информация о его существовании не могла не дойти до Кремля.