Анализируя действия СССР в начале лета 1941 г., заявления Сталина и его соратников, все перипетии советской внутренней и внешней политики,
Некоторые историки оценивают советскую политику в отношении Германии в конце 1940 — начале 1941 г. как политику «умиротворения», сравнивая ее даже с акциями Англии и Франции накануне и во время Мюнхенского соглашения[1168]. Тактику СССР в те последние перед войной месяцы можно объяснить, но она обрекала страну на пассивность и в военной и во внешнеполитической области. Собственно, она была завершением линии, начатой советскими лидерами после событий августа — сентября 1939 г. Не остановившись на простом договоре о ненападении, что было бы оправданно, а подписав договор о дружбе с Германией, практически сведя к минимуму все контакты с Англией и США, даже не пытаясь использовать их в качестве хоть какого-либо противовеса Германии, прекратив всякую антифашистскую пропаганду, посылая Гитлеру приветствия по поводу разгрома Франции и прочие жесты, Сталин стал, как мы уже отмечали, своеобразным заложником Гитлера, как бы поддерживая его устремления и планы. Эти действия нельзя было ни исправить, ни компенсировать никакими тактическими шагами, особенно после молниеносного разгрома Франции. Именно тогда стало очевидным, что СССР уже мало что мог предпринять в международном плане. И полностью это осознали в Кремле, когда Гитлер устремился на Балканы, не оставив Москве ни малейшего шанса сохранить там какое-либо советское влияние, даже в отношении таких стран, как Болгария и Югославия, и в ходе визита Молотова в Берлин в ноябре 1940 г.