Ссыльные Туруханского края были особенно разобщены. Они были разбросаны по огромной территории на значительном расстоянии друг от друга. Связь между станками (поселениями) фактически отсутствовала. Множество ссыльных скапливалось на этапе в Монастырском (Туруханске), ожидая начала навигации. Здесь они находились под пристальным наблюдением органов ОГПУ. В ноябре 1925 г. уполномоченный Красноярского окротдела ОГПУ Стильве информировал бюро Туруханского райкома ВКП(б), что среди ссыльных района потенциальную опасность представляют лишь 3–4 чел., отбывающие ссылку в третий раз (два раза – при старом режиме)[955]. Во второй половине 1920-х гг. власти не отмечали каких-либо существенных объединений ссыльных в крае.
В 1928 г. ссыльные «троцкисты» предприняли попытку скоординировать деятельность своих колоний в масштабах страны. Они наладили контакты со всеми видными опальными большевиками в Сибири и Средней Азии. Между всеми колониями сторонников Троцкого начался интенсивный обмен корреспонденцией. В 1928 г. благодаря хорошо налаженным контактам ссыльным «троцкистам» удалось провести ряд скоординированных акций против лишения их избирательных прав. Колонии оппозиционеров стали центрами бурной литературной и политической деятельности. Однако властям было достаточно пресечь переписку «троцкистов», чтобы к осени 1928 г. их деятельность была дезорганизована.
В целом в 1920-е гг. ссыльные «политики» обладали возможностями обмениваться информацией между собой и с внешним миром. Однако по сравнению с дореволюционным периодом эти возможности были значительно ограничены. Оставшиеся каналы находились под пристальным контролем органов политического надзора. Как известно, в царские времена существовала практика рассылки корреспонденции для политссыльных через редакции сибирских газет. В целях улучшения их обслуживания центральные библиотеки создавали свои отделения в отдаленных пунктах. По отзывам ссыльных, в библиотеках Нарымского края можно было найти литературу, которая отсутствовала в не столь отдаленных от Центра местах. Кроме того, материалы о жизни ссылки публиковались во всех органах отечественной прогрессивной печати. В советские времена об этом не могло быть речи.
Таким образом, хотя для политической ссылки в 1920-е гг. было характерно инерционное воспроизводство прежней инфраструктуры и норм взаимоотношений между репрессированными, былая степень консолидации и организованности так и не была достигнута. По словам политссыльной Б.А. Бабиной, между ссыльными социалистами велись споры по многим вопросам, передавалась идеологическая эстафета, «промывались мозги», однако о каких-либо реальных действиях не могло быть и речи, – «какие могут быть действия в безвоздушном пространстве? В общем, все хотели “сохранить масло в светильниках” и только ждали окончания сроков… Мы считали, что большевики переродятся и наступит настоящий социализм». Другие видные политссыльные, например Донской, желали убедить себя и окружающих в своем «коммунистическом перерождении» и влиться в новую жизнь. Острое желание покинуть ссылку сочеталось у них со стремлением сохранить собственное достоинство и честь, заставляя лавировать и не идти на безоговорочное публичное осуждение своей прошлой деятельности. Лидерам коммунистической оппозиции удалось в конечном итоге вырваться из ссылки только ценой демонстративного раскаяния в «антипартийных» действиях. По отзывам меньшевика В.О. Левицкого (Цедербаума), в ссылке было много «разношерстного народа», «в общем, малоинтересного» и чувствовалась меньшая спайка и общность, чем в царские времена[956].