Иван осторожно отпускал измазанную кровью ветку, когда раздался выстрел и вопли из-за угла. Послышалась возня.

Мастер замер. Стоя за кустом, крепко сжимая пистолет он слышал, как зашевелились, заворочались и захрипели бешенные.

— Полынь…

— Они остаются на месте, — шепотом отозвалась она. — Все также ждут.

— Отступаем.

* * *

— От кого, но от тебя Ростислав, я такого не ожидал. Где твои глаза были, а? — нахмурился куратор глядя, как медик быстро расстегивает вспоротый черный мундир на капитане. — Как вы умудрились проворонить, то, что у них руки развязаны? — сурово спросил он у виновато опустивших головы гвардейцев. — Разболтались! Расслабились! Я вам мать вашу, устрою. Я вас до усрачки теперь загоняю на учениях, конвоиры гребаные. Вам эта девчонка каждую ночь потом в кошмарах будет сниться.

— Я на секунду лишь отвлекся, — сквозь сжатые от боли зубы процедил Ростислав.

— В рапорте все изложишь, если кровью тут не истечешь.

— Не истечет, — заверил медик, копаясь в походном мед — наборе. — По касательной пришлось. Печень не задета. Сейчас я его скоренько заштопаю.

— Что тут за скандал? — негромко окликнул Иван сгрудившихся бойцов, но как только расслышал женский плач, то екнуло в груди так, что отдалось в чешуйке.

Мастер грубо растолкал гвардейцев. Первым бросилось в глаза то, как Юра в стороне, успокаивает плачущую Настю. После забрызганный кровью Гром, который казалось, с осуждением смотрит на хмурых бойцов, и, в конце концов, четыре трупа: гвардеец, двое пленных и Вера.

— Вера, — простонал бессильно Иван, опускаясь на колени перед трупом девушки. — Ну как же так? Что же ты, девочка… — он погладил дрожащей рукой ее голову, провел пальцами по утопающим в смешавшейся с кровью грязи волосам. — Ведь рукой подать… Что же я сестре твоей скажу? — мастер закрыл глаза, зло, по-звериному зарычал и ударил израненным кулаком в кровавую лужу.

Не утихающий дождь ронял свои слезы на ее бледную кожу, ударял по широко распахнутым, застывшим глазам, и стекал по безмятежному, лицу. Тугие струи смывали с изувеченной глубоким порезом шеи стынущую кровь.

Мастер, в последний раз посмотрел Вере в глаза. Он знал, этот взгляд присоединится ко многим, мертвым взглядам, что смотрят с того света на него в кошмарных снах. Не кричат, не проклинают, не осуждают, а просто смотрят. Смотрят и молчат.

Замерзшие руки были не теплее камня, на котором лежал окровавленный девичий труп, но он положил ладонь ей на глаза. Пальцы коснулись век, и, не смотря на холод, скользнув на прощание пышными ресницами, по загрубевшей коже, они сомкнулись навсегда.