— А можно это как-то приглушить? Ужас сплошной.

— Нет.

Сила переполняла Настю и с тем поток ее только усиливался. То, что она начинала воспринимать было чуждым, тяжелым и давящим, вызывающим дискомфорт.

— А это что?

— Это просьбы и желания.

— Как тяжело от них. Нельзя от них как — нибудь избавиться?

— Нельзя. Ты их богиня, теперь их жизни, судьбы, желания, помыслы твои. Ты с ними связана неразрывно, и деться от них ты уже никуда не сможешь.

— Как давит, — морщилась Настя. — Как давит. Ой, еще хуже. А это что?

— Это человеческие надежды.

Настя словно онемела, она стала вжиматься в кресло.

— А это, — тем временем вводила ее в курс тонкостей божественных ощущений сестра, — те, кому ты только что не угодила. А это те, кто пострадал, за то время, что я с тобой говорила. Это, те, кто гибнет, сейчас взывая к тебе. Что же ты не помогаешь, им? Ты богиня! Теперь все в твоей власти!

— Много, много, много, как же их много. А — а — а, — схватилась Настя за голову. — Что, что это еще такое?

— Это те, кому ты не помогаешь. А это, это разочарование в тебе, — говорила Осинка, смотря, как тяжесть чужих эмоций буквально раздавливает сестру в кресле. — Это неверие в тебя.

— Все, — хрипела Настя, — Хватит. Убери. Не могу. Я сейчас умру. Меня раздавит. Я взорвусь!

— Тебе это не грозит. Ты богиня. Ты бессмертна, и это все твое, то из чего ты теперь состоишь. С этим ты будешь существовать, покуда в тебя верят и помнят.

— Нет, нет, нет, — мечась, словно в бреду твердила Настя. — Нет!

— А вот это, слезы родителей, а это их детей.

Настя не могла ничего ответить, лишь кричала. Земля задрожала, стены позеленели от плесени и мха, а она все металась. Ее ломали и выкручивали чужая боль, чужое горе, чужие ощущения, тысячи потерь, которые она ощущала, как свои. За один миг она успела пережить сотни страшных смертей.

— Чувствуешь? Это злоба, обращенная к тебе, — продолжала комментировать Осинка, не обращая внимания на ссыпающуюся с дрожащего потолка бетонную крошку. — Это, те, кто тебя ненавидит. И это пока, лишь легкая былинка от всей тяжести, с которой тебе предстоит существовать до скончания человеческого рода.

— Забери! — кричала закатившая глаза и бьющаяся в судорогах новоиспеченная богиня. — Не могу.