– Лишь однажды Художнику удалось соединить мир Природы и Духа, красоты Небесной и Земной, и возникла «Сикстинская Мадонна»… Однако, это случается не часто, может быть один раз в пятьсот лет. – Лицо его освещалось мягкой, тёплой улыбкой. – А Сонечка, наверное, как и та далёкая возлюбленная Рафаэля, – она тоже каждым взглядом, поворотом тонких плеч и рук, каждым вздохом или полуулыбкой, – излучала такую обворожительную, обволакивающую тебя целиком, живительную энергию истинно и вечно женственной сущности, что перед нею не мог устоять ни один человек, тем более, мужчина. Я сам наблюдал эти «чудные мгновенья» на протяжении нескольких десятков лет и, разумеется, томился «грустью безнадёжной».

Захария внимательно, с лёгкой усмешкой, смотрел на меня:

– Ведь и вы, наверное, почувствовали это струящееся, постоянно творимое, как будто из себя самой, а на самом деле неизвестно откуда и с кем в соавторстве, пластическое и музыкальное произведение искусства живого, живущего, неизменно меняющего свои лики, прекрасного человеческого создания. Иначе бы вы не смогли так её описать, не правда ли?

Захария и не думал скрывать, что намеренно использует излюбленный оборот речи С. А. У меня, конечно, сразу возникли возражения, что я никогда и не обольщался, ни в коем случае не претендовал на соразмерное воссоздание её таинственного, «переливчатого» образа, но лишь стремился по мере сил описать свои собственные впечатления от наших встреч. «Однако, – подумал я, – Захария уж точно сам это понимает», – и промолчал.

– А ведь с тех пор, как я, а потом и вы увидели её, – негромко произнёс Захария, – прошло почти сорок лет, и ничто не изменилось: всё то же изящество движений и скульптурность поз, та же дивная музыка загадочных речей, …«и то же в вас очарованье, и та ж в душе моей любовь…»

Захария сдержанно улыбнулся:

– Да… К некоторым людям время благосклонно. Оно их ещё больше облагораживает. Вы согласны?

– Sure. А что было дальше? – не удержался и спросил я. – Роман?

Он не удивился моему вопросу, похоже, и сам задавал его себе не раз.

– В обычном смысле, нет. Я был, конечно, готов на всё! Но не смог, не смел. Считал себя недостойным. Думаю, и Сонечка бы не позволила. К тому же, был муж (между прочим, выдающийся математик), он в то время уже безнадёжно и тяжело болел, постоянно находился в больнице. Она за ним трогательно ухаживала, но он с каждым днём всё больше удалялся от нас и вскоре тихо, во сне, угас… А я? Я стал навеки другом, «надёжным», как она всегда добавляла.