– После того, как прошло какое-то время, Алина поняла, – я повернулся к Захарию, – так мне, по крайне мере, хотелось бы думать, – поняла или кто-то ей подсказал, не знаю, что по-настоящему заинтересованы в её судьбе и продолжают её поддерживать лишь очень немногие люди, в основном, из ближнего окружения, – не желая зла и не думая о выгоде.

– Нетрудно догадаться, кто именно, – улыбнулся Захария, и я кивнул в ответ:

– Да, в первую очередь, её свекровь, моя мама, Екатерина Дмитриевна, а с нею и лучшие друзья дома – Арсений, Ася…

– …то есть, как раз те, – добродушно добавил Захария, – кого она не слишком-то жаловала прежде и с настойчивостью, достойной лучшего применения, стремилась найти соринки в их глазах.

– Откуда вы это знаете? – искренне удивился я, помня, что Захария редко пересекался с Алиной.

– Видите ли, Ника, с вами в таком духе говорить о Екатерине Дмитриевне и её старинных друзьях она бы не рискнула, поэтому искала других конфидентов, возможно, чтобы таким своеобразным способом утвердить себя в новом окружении и, пусть ненадолго, заглушить голос комплекса неполноценности.

Захария вопросительно посмотрел на меня и осторожно добавил:

– Извините, если не ошибаюсь, она приехала сюда не слишком образованной провинциальной девушкой из маленького зауральского городка и сразу попала в семью со старопетербургским укладом, не так ли?

– За это её никто ни разу не упрекнул, – спокойно ответил я.

– На то и уклад, – тихо сказал Захария и я снова с удивлением вынужден был спросить: