По существу виргинские дебаты стали последним обсуждением проблемы рабства на Юге, так как с этих пор в южной пропаганде возобладало единственное направление, сконцентрированное на защиту и прославление особого института. «Было время, когда Юг не имел ни мыслей, ни мнений относительно самого себя, — заявлял один из главных идеологов южан Джордж Фицхью (1806–1881). — Тогда он находился позади всех христианских стран, допуская, что его социальная структура. несправедлива и уродлива и он должен за нее извиняться. Теперь он настроен идти впереди других в отстаивании своих интересов, и в то время как другие страны отменили рабство, Юг оказался достаточно мудрым и расчетливым, чтобы сохранить его»[1354]. Аргументы рабовладельцев не отличались разнообразием. Искажая факты, они стремились представить рабство в виде благодетельной системы для негров. «De Bow’s Review» в статье «Благодеяния рабства» писала, что положение рабов лучше, чем любого другого трудящегося класса в мире. Между плантаторами и их рабами существуют отношения патернализма. «Работа на плантации является здоровой и наиболее восхитительной разновидностью ручного труда», — заявляла газета[1355].

Главный аргумент плантаторов, который У. Фостер назвал «убийственной параллелью», заключался не столько в защите рабства, сколько в нападках на систему наемного труда. Сенатор из Южной Каролины Дж. Хэммонд заявлял: «Различие между нами заключается в том, что мы нанимаем рабов пожизненно и хорошо компенсируем их труд: они не голодают, не попрошайничают, не знают безработицы… Вы же нанимаете поденщиков, о которых не заботитесь и труд которых плохо компенсируется, что можно наблюдать в любой час, на любой улице ваших городов. Вы можете встретить в Нью-Йорке за один день больше нищих, чем за всю жизнь на Юге»[1356]. С большим воодушевлением конгрессмены-южане живописали тяжелые условия труда и жизни рабочих на фабриках, мрачную нужду и беспросветность их судьбы, ужасающие картины кризисов и безработицы, а также детскую беспризорность и преступность. В Нью-Йорке ежечасно совершается тяжкое преступление, а ежедневно — убийство. «Банды малолетних бродяг слоняются по улицам и воруют все, что попадается им под руку». Иногда преступления совершаются из-за нужды, чтобы за воротами тюрьмы спастись от неминуемой голодной смерти[1357].

Всякие надежды на то, что рабство будет, хотя бы и постепенно, отменено самими рабовладельцами, оказались несбыточными иллюзиями. «Особый институт Юга» обеспечивал праздную жизнь белых южан. Хорошо знавшая рабство «изнутри», так как ряд лет была женой плантатора, английская актриса Фанни Кембл четко осознала «иллюзорность как ожиданий северян, так и своих собственных надежд, будто плантаторы тоже резко осуждали рабство за его пороки, видели все страдания и хотели ликвидировать этот институт, но не знали, какими средствами это сделать». Она пришла к выводу, что главной причиной продолжения существования рабства была его выгодность для большинства южан, а ценность рабов как собственности в конце 1830-х годов была огромна: в Джорджии продажа рабов приносила хозяевам большую прибыль[1358].