РазноеВласть над миром. История идеистр 260
Светлый фон
Процесс, который мы называем миротворческим, задействует солдат как проводников мира, а не инструменты войны. Он вводит в военную сферу принцип ненасилия. Он дает достойную альтернативу конфликтам, способ ослабить напряженность, чтобы прийти к решению путем переговоров. Вооруженные силы ныне применяются не для того, чтобы разжигать войны, не для того, чтобы одна страна доминировала над другой, не в интересах какого-либо правительства или группировки, а для предотвращения конфликтов между народами… В нашей борьбе за дело мира и справедливости миротворческие операции играют жизненно важную роль. В некотором смысле они являются аналогом гражданской полиции в процессе развития мирных, законопослушных национальных государств. Миротворчество, уже доказавшее свою состоятельность в 15 операциях по всему миру, поможет нам преодолеть границу, отделяющую мир международных конфликтов и войн от мира, в котором соблюдаются международные законы, где разум торжествует над воинственностью и обеспечивает справедливость.

 

Фактически же при активном участии президента Буша-старшего миротворческая миссия ООН быстро привела организацию на второе место в мире по использованию вооруженных сил – после самих США. Миротворческие акции в Мозамбике, Эль-Сальвадоре и Камбодже стали новым видом правозащитной деятельности; они способствовали переходу от войны к миру, обеспечили поддержку беженцам и тем, кто был вынужденно переселен внутри страны, а также восстановили политическую стабильность. В 1970-х гг. было проведено еще три миротворческих операции, а далее ни одной вплоть до 1988 г. Однако в 1990-х гг. их количество подскочило до 38. Между 1987 и 1994 г. число миротворцев в синих касках выросло с 10 тысяч до 70 тысяч, а их бюджет вырос с 230 миллионов долларов до 3,6 миллиарда, превысив общий операционный бюджет всей ООН. Совет Безопасности подталкивал ООН к тому, чтобы признать свою эффективность в новой мировой роли[481].

В корне этой ситуации лежала проблема так называемых «недееспособных государств». Этот термин, кажущийся несвоевременным в эпоху, когда государство становилось все более популярным (их количество увеличилось в четыре раза со времен Второй мировой войны), был проблематичным с нескольких точек зрения. Он игнорировал тот факт, что, как показало разделение Польши в XVIII в., многие империи, одерживая победу над той или иной страной, просто оправдывали ее раздел якобы плохим управлением, осуществлявшимся на ее территории. Вся история Европы XX в. была историей того, как государства – Австро-Венгрия, Пруссия, СССР – распадались, а им на смену приходили другие. Однако это были не те случаи, которые сторонники данного термина имели в виду: они говорили о бывшем колониальном мире, по-прежнему терзаемом нищетой и этническими конфликтами, и, прежде всего, о путях, которыми он может вызывать международную нестабильность, провоцируя массовые потоки беженцев, голод или (после 2001 г.) давать пристанище антизападным террористическим группировкам. К 2002 г. этот термин был включен в Стратегию национальной безопасности США, и министр иностранных дел Британии Джек Строу, выступая сразу после вторжения в Ирак, упомянул атаки 11 сентября, назвав их причиной, по которой предупреждение недееспособности государств и восстановление тех, которые уже недееспособны, является стратегическим императивом нашего времени[482].