Обескураженным парламентариям оставалось только откланяться и немедленно, ночью выехать обратно, чтобы успеть к утреннему заседанию парламента. По дороге они наблюдали передвижения армейских частей.

В эти дни Мазарини, размышляя о том, как бы поднять боевой дух солдат, записал в блокноте: «Нужно распустить в войсках слух и уверить  в этом офицеров, что Париж будет либо отдан им на разграбление, либо  его заставят заплатить армии много денег»[649].

Младшие верховные палаты также получили одновременно с парламентом приказы выехать из Парижа в провинциальные города.

Только Большой Совет — столь активный участник прошлогоднего Союзного договора — на этот раз выразил готовность повиноваться королевской воле, но парижские власти не выдали его членам пропуска на выезд в назначенный им для заседаний г. Мант; он остался в столице, но объявил себя находящимся на каникулах и бездействовал во все время Парижской войны.

Счетная и Налоговая палаты поняли, что обстоятельстве снова толкают их к сплочению вокруг парламента и пошли на это, хотя и без того энтузиазма, как восемь месяцев назад.

Уже 7 января парламент принял первое решение об организации власти в осажденном городе. Он постановил уже на следующий день созвать Совет по управлению (Chambre, 01 Conseil de Police), в котором должны были состоять представители верховных палат, архиепископ Парижский (или, фактически, заменявший его коадъютор), губернатор, купеческий старшина, эшевены и депутаты Шести Гильдий.

Реакция парламента (8 января) на сообщение коронных магистратов об унизительном приеме у канцлера была совсем не той, какую ожидало правительство. Не молчаливая, подавленная покорность — ответом на требование полной капитуляции был взрыв страстей, пароксизм решительности. Говорили возбужденно, перебивая друг друга. Пусть на нас идут войска — но сами-то мы неужели так слабы? Шумные восторги вызвало выступление гордившегося своим боевым прошлым Деланд-Пэйана, открыто метившего в военные лидеры. В Париже 900 тыс. жителей, — говорил он (сильно преувеличивая — но кто тогда знал точную цифру?), — если с каждого собрать по 12 л. (это же немного!), то вот уже фонд в 10,8 млн л.! Да на такие деньги можно нанять и содержать 10 тыс. пехоты и 4 тыс. всадников! Мало будет — вооружить городское ополчение, и наберется 30 тыс. пехоты и 12 тыс. конницы. А удвоить сумму обложения — и армия удвоится! Все были в восторге: «Вот как надо говорить, и один человек может спасти государство!»[650].

Больше никаких переговоров с правительством — это трусость! И непременно надо назвать виновника всех зол! Бланмениль первым предложил принять обвинительный акт против Мазарини.