– Колибри – единственные птицы, которые умеют летать задом наперед, – сказал Джонас. – Меня всегда поражал этот факт. Они летают прямо и задом наперед с одинаковой скоростью. Почти пятьдесят километров в час.
– Если бы я могла полететь задом наперед, я бы это сделала, – сказала я. К безопасности ветвей, к тому времени, когда мое сердце билось в его присутствии со скоростью колибри, тысяча двести ударов в секунду.
И он, как всегда, ответил:
– Я знаю.
Когда я снова просыпаюсь, ливень уже закончился. Вода собралась в лужах возле нашей кровати, намочила книги, которые я собиралась прочитать. Питеру снятся сны. Я могу это определить по тому, как вздрагивают его веки, по частоте его хриплого дыхания. Я убираю волосы у него с лица, целую в щеку, в лоб.
Он шевелится, его глаза приоткрываются.
– Привет, – шепчу я. – Ты здесь, – и покрываю его лицо легкими, как бабочки, поцелуями.
– Доброе утро, детка, – отвечает он, отпихивая меня. – Собираешься искупаться?
– Почему бы тебе не пойти со мной? Пруд будет теплее после дождя.
Затаив дыхание, я жду ответа. «Пойдем со мной. Покончим с этим».
Он перекатывается на другой бок, поворачиваясь ко мне спиной.
– Я обещал Джеку, что отвезу его в город в девять. Разбуди меня, если я просплю.
Я кладу ладонь ему на лопатку, широко раздвигаю пальцы. Мне нравится, как смотрятся между ними его веснушки, точно созвездия. Рисую кончиком пальца на его спине сердце.
– Я тоже тебя люблю, – бормочет он из складок постельного белья.
Воздух раннего утра влажен. Я заворачиваюсь в мамин старый лавандовый халат и стою в двери, глядя на улицу. Неподвижная гладь пруда похожа на лист стекла, будто не было никакой бури; кувшинки спят, закрывшись на ночь. Омытый розоватым светом мир замер. На ступеньках домика я замечаю одно-единственное переливчатое перо. Поднимаю его. Верчу, держа за тонкий острый стержень. На противоположном берегу пруда стоит человек. Ждет. Надеется. Я могу разглядеть его синюю рубашку.