Мама сидит на диване на веранде в темноте.
– Ты еще не спишь, – говорю я.
– Кажется, арахис, который я ела у Диксона, не пошел мне впрок.
– Налью себе бокал вина. Тебе что-нибудь принести?
– Я уже скоро пойду спать. Есть открытое розе.
Я наливаю себе бокал и сажусь рядом с ней.
– Я так устала.
– Не представляю, как ты это делаешь. Заботишься о стольких людях.
– О муже и детях?
– Ты слишком их опекаешь. Я почти не обращала на вас с Анной внимания, и посмотри, какими прекрасными вы выросли.
В каком-то смысле ее слепота – полное отсутствие самокритики – это дар.
– Они даже не могут сами поставить посуду в раковину. Я едва выжила, пока вы с Питером были в Мемфисе. Хотя Финн сделал мне неплохой массаж ног.
– Ты попросила Финна помассировать тебе ноги?
– Его руки слишком маленькие для его возраста.
Я в отчаянии качаю головой. Моя мама такая, какая есть. Но частица ее слишком долго была не в том месте, и я должна это исправить.