Фаронов повернулся к Финкелю.

— Переведите ему, что мы, солдаты Красной Армии, приветствуем хозяев этого дома.

Финкель перевел.

И только тогда старик пошел к ним навстречу. Не доходя трех шагов, он сухо и официально поклонился, ответил спокойным, по-стариковски хрипловатым голосом:

— Ich freue mich, Sie begrüßen zu können! Ich heiße Karl Renner. Ich stehe Ihnen zur Verfugung[7].

Финкель переводил слово в слово. Старик всем своим видом будто говорил, что имеет прямое отношение к слову «товарищ». И когда он произнес «Карл Реннер», Фаронов опешил. Он был знающим историком. Перед ним стоял бывший председатель австрийского парламента. Это был старый социал-демократ, прилежный ученик Каутского, много выступал тогда за так называемую «культурно-национальную автономию». У него много было приверженцев. Эти оппортунисты проповедовали, в сущности, приспособление социализма к внеклассовым национальным блокам. На деле это попросту был австро-марксистский национализм, не имеющий ничего общего с подлинным марксизмом. Теперь увидеть его живым здесь — Фаронов и представить себе этого не мог. Он тут же распорядился, чтобы пригласили капитана Сегала и старшего лейтенанта Харламова.

Карл Реннер подчеркнуто любезным жестом пригласил всех сесть перед камином в такие же глубокие кожаные кресла, в каком сидел сам. Камин весело потрескивал в глубине разгорающимися полешками сухого, твердого, словно кость, бука. Жерло камина заглатывало ток весенне-влажного в комнате воздуха, взвихривало почти бесцветный дымок и вместе с красновато-янтарным пламенем всасывало в прокопченный коленчатый ход в стене. Хозяин сам развернул кресло, сел поближе к камину, боком, чтобы тепло охватывало ему ноги, обутые в мягкие замшевые боты, извинительно пробормотал, поглядев на стоявшего Финкеля и как бы прося того взглядом перевести «товарищам офицерам»:

— Старость, понимаете ли, ничего не поделаешь. Тянет поближе к теплу.

Сегал, подсаживаясь напротив, тоже поднял сухую горбоносую голову к Финкелю. Фаронов уже сказал ему, кто перед ними.

— Господин Реннер, мы рады видеть вас в добром здравии, — проговорил он. — Наши войска сейчас находятся на границе Австрии. Вам, очевидно, известно, что фашисты при отступлении имеют тенденцию не оставлять за собой государственных деятелей, даже бывших. Могу ли я быть вам полезен?

Когда Финкель перевел старику эти слова, умные, проницательные глаза под кустами его седых бровей снисходительно улыбнулись. Но ответил он не сразу. Впалые, изрезанные сеткой морщин щеки и сухой тонкий нос налились легкой, почти незаметной розовинкой, а может быть, так только показалось офицерам, потому что старик чуть склонился к створу камина, помешал в нем невесомой дюралевой кочергой и, переждав, когда улягутся потрескивающие искры, ответил: