— Бух! Бух! — гремели танковые пушки.
— Тах! Тах! Тра-та-та-та! — раскалывались автоматы.
Три немецких солдата, отталкивая друг друга, пытались влезть в высаженное окно нижнего этажа. Залывин вскинул к плечу ППС, ударил короткой очередью. Два из них мешками свалились на мостовую, третий вскочил в окно ящерицей, обернувшись, полоснул по танку, по бегущим бойцам ответной автоматной стежкой. Залывин непроизвольно оглянулся, увидел Асхата Утешева, прижавшегося спиной к стене противоположного дома и медленно сползавшего по ней вниз.
— Асхат! Асхат! — закричал Залывин. — Я сейчас, сейчас! Погоди! — Но Утешев вдруг переломился в поясе и звонко ударился каской о мостовую.
В это время кто-то из Якушкиных запустил в зияющий проем окна гранату, и она глухо рванула там — внутри темного каменного мешка, куда юркнул немецкий солдат.
С противоположной стороны западной части городка, особенно вытянутой вдоль канала, тоже забухали вдруг пушечные выстрелы. Это вторая шестерка танков с ротой Харламова начинала утюжить улицы с другой стороны. Ближе к центру они становились шире, просторнее, а дома с балкончиками, навесными мансардами сразу показались ниже и доступнее для уличного боя. Но немцы, когда поняли, что оказались зажатыми с двух сторон, стали жестоко сопротивляться. То там, то здесь начали раздаваться характерные лопающиеся взрывы фаустпатронов, обреченно, длинными очередями заработали пулеметы. Впереди, где за танком Сегала шел с солдатами Фаронов, хлопнул взрыв, кто-то отчаянно закричал не то по-русски, не то по-немецки, послышалась торопливая стрельба. Когда Залывин проходил перекресток уже перед самым мостом, показалась головная машина. Она чадно дымила, все еще загребая левой гусеницей и вертясь на одном месте, а сам Сегал, зажимая ладонью окровавленный локоть, бежал навстречу другому танку. Залывин только успел подумать: «Фаронов… Где Фаронов?.. Жив ли? Где он?»
Перед танком Сегал остановился, показывая куда-то рукой, и снова схватился за локоть.
— Там, вон в том слуховом окне, — донеслось до Залывина. — Фаустник! На углу! На углу, говорю!
Танк остановился, люк мгновенно откинулся, и приземистый, с круглыми голубыми глазами лейтенант выпрыгнул из него, подхватил комбата, помог ему спуститься в люк и вскочил туда сам. Через минуту пушка танка грохнула, слуховое окно углового дома разлетелось в крошево, выбросив из себя серо-кровавые ошметки тряпья.
Танки один за другим пошли через мост на площадь к собору. Пехота тесно бежала за ними. Теперь бой загремел в восточной части Нойнкирхена. Одиннадцать танков, отрываясь от пехоты, стремительно понеслись на окраину, чтобы ударить с тылу по оборонительным рубежам, вынесенным за город. Оставшаяся пехота начала прочесывать улицы и переулки…