— Товарищи генералы, продолжим Военный совет…

Соколл возвращался от Толбухина ночью на утлой лодчонке по Дунаю, держась ближе к берегу. Встретил его на «бьюссинге» Райф. Отсветы фронтового зарева ложились на темную и тихую воду Дуная. Река спокойно, величественно катила воды к Черному морю. Темный глянец ее, когда отсветы были более яркими, проглядывался особенно четко, и он уже не казался таким чистым и ровным, как старинное серебро, а местами вспучивался коростой или проглядывал большой вдавленной оспиной — и только в этом угадывалась огромная, скрытая под серебряным глянцем сила реки.

Пока ехали до Зиммеринга, их два раза останавливали, проверяли документы. Проверяющие офицеры посвечивали в кабину фонариками, лучик света то бил столбцом, то замирал кружочком на удостоверениях. А повсюду, рядом с обочинами дорог, стояли «ежи», оплетенные колючей проволокой, рогатки, черными промоинами тянулись окопы, лысыми черепами, с провалом узких глазниц, поблескивали железобетонные колпаки — все это были огневые точки. В одном месте они увидели под камуфляжными сетями несколько танков, приткнувшихся к водонапорной башне. Улицы Зиммеринга и вовсе все были перегорожены завалами. Всюду стояли часовые.

— Да-а, — сказал Соколл, — нелегко будет русским взять такую крепость. Но они ее возьмут.

— Возьмут, — откликнулся Райф.

— Сегодня же в шесть утра я должен передать точный план немецкой обороны советскому командованию, чтобы не пострадали многие важные объекты, ценные исторические памятники.

Райф кивнул:

— План юго-восточной стороны города у нас уже есть. Западная и юго-западная еще в порядке уточнений. К вечеру весь план обороны будет в наших руках.

Машина остановилась перед парадным подъездом большого дома. Дом был с колоннами и барельефом, на котором изображался фамильный герб какого-то барона.

Вроде бы ленивым, спокойным, но все подмечающим взглядом Соколл оглядел двухэтажный особняк, с маленькими, почти декоративными балкончиками, с литыми чугунными решетками, сделанными с художническим вкусом, все с тем же гербом посредине, изображающим вздыбленного коня и укрощающего его могучего рыцаря в латах. По углам здания стояли миниатюрные башенки с зубчатым верхом, узкие бойницы которых были забраны мелкими узорными стеклами. Во дворе, за железной оградой, — распустившийся сад, аллейки, посыпанные песком, облицованный мрамором цоколь фонтана с индиговыми кусками стекла перед хорошенькой наядой с трезубцем.

На улице пошел дождь, и Соколл заторопился. Калитку открыл сонный привратник, флегматичный, неторопливый старик, что-то недовольно бурчащий себе под нос. Соколл на него прикрикнул, чтобы пошевеливался. Взгляд старика, как ему показалось, на секунду ожил, пронзительно и неуловимо скользнул по его лицу, потом сразу потух, потерялся где-то под нависшими спутанными бровями.