— Не так страшен черт, как его малюют, — проворчал Макаров и тут же велел радисту связаться с Лариным.

Жарким деньком обещал быть день 6 апреля.

Он вышел во двор. Перестрелка в деревне на какое-то время приутихла, слышны были лишь разрозненные одиночные выстрелы, и в это коротенькое затишье Макаров вдруг явственно различил отдаленный тяжелый гул огромного количества батарей. Это могло означать одно: войска 9, 4, и 6-й танковых армий пошли к стенам Вены.

* * *

Шальным осколком пробило бачок батальонной кухни, и повар вынужден был раздать продукты старшинам рот.

Карим Каримов в доме, недалеко от НП Макарова, готовил с Якименко жаркое по-домашнему. Солдаты из взвода помогали им: кто чистил картошку, кто носил воду, кто, выбрав тенистую лужайку в черешневом саду, полеживал, отдыхая. Метрах в трехстах, посреди деревни, проходила оборона. Там временами постреливали, и больно шибко, а порой поднимался такой трам-тарарам, что солдаты второго эшелона не без тревоги поглядывали за дома вперед.

Третья рота отбила атаку. Немцы совсем одурели, лезли напролом. Их психические атаки просто действовали на нервы. Невмоготу было сидеть за укрытиями и бить чуть ли не в упор идущих на тебя пьяных черномундирников. Стрелять издали как-то проще, легче, без нервотрепки. А тут идут валом, морды красные, злые, автоматы у бедра и полыщут как угорелые, не отнимая пальцев от спусковых крючков, на ходу перезаряжая и отбрасывая в сторону пустые рожки. Не всякий и выдержит это: идут-то на смерть. Но Каримов, ловя ухом взбалмошный треск выстрелов, пообвыкся, да и некогда было особенно вслушиваться; раскаленная дровами плита гудела, как на морозе, поросенок, разделанный на куски, шкворчал и дымился вкуснейшим в мире паром, картошка отливала желтизной в огромной двухведерной кастрюле, в которой прежние хозяева, наверно, кипятили белье.

Якименко постоял рядом с Каримовым, поглядел, потыкал концом финки в куски мяса и, дав руководящие указания насчет лука и перца, пошел по анфиладе комнат. Жил хозяин, видно, неплохо. Богато жил. Кровать из красного дерева, хоть поперек ложись. Наплодил подобных себе… Вон их сколько на семейной карточке в простенке. И меж ними хозяюшка, белая, жирная. Что и говорить: эти не страдали под игом гитлеровского режима! Якименко был злой. Он повалялся на кровати, понежился, выкурил махорочную закрутку, засорив атласное покрывало черным пеплом, и, растворив окно в черешневый сад, выпрыгнул из дома.

— Э-гей, старшина, — окликнул его Саврасов. — Когда поросенок будет готов?

— Да уж теперь скоро, — ответил Якименко. — Каримов картошку засыпал. Расстилайте полог в саду. Обедать здесь будем.