Сегодня многим на ум приходит сравнение нынешней ситуации с расколом между Западной и Восточной церквами в 1054 году. Действительно, сравнение вполне оправдано и по масштабу бедствий, и по накалу страстей, и по истории застарелых обид и недоразумений. А также, добавим, по тем амбициям, которые в значительной степени подкармливают взаимные претензии предстоятелей двух великих православных кафедр. Константинопольский архиерей еще в VI веке при св. Иоанне Постнике (582—595) включил в свою титулатуру понятие «Вселенский патриарх», чем вызвал бурю возмущения в Риме. Папа св. Григорий Великий (590—604) даже в пику своему собрату назвал себя «рабом рабов Божьих», но его увещевания не принесли успеха. Что же касается нас, то хотя наши претензии на первенство в Православной церкви родились позднее, их глобальный характер не вызывает сомнений. Третий Рим мыслился в сознании нашего древнего священноначалия не просто последним хранителем веры, но и первенствующей кафедрой. Или как минимум второй после Константинополя, хотя и это признавалось изрядным компромиссом.

Сегодня не любят вспоминать, что папистские претензии заявлялись не только в Риме, но в Константинополе, а также и в Москве. И во Втором, и в Третьем Риме для подтверждения собственных прав на первенство чести в то время любили ссылаться на «Константинов дар», подложность которого была широко известна повсеместно даже на Западе. А патриарх Никон (1652—1666) включил этот подложный акт в состав «Кормчей» – официального номоканона. Более того, главы наших Церквей вообще были уверены в том, что у Кафолической церкви должен быть свой единоличный глава, каким ранее был Римский папа. Папские прерогативы никто и не пытался оспаривать, обе стороны старались стать его преемником. Едва ли можно сказать, что старые страсти остыли – время от времени вулкан, как мы видим, нетнет да и просыпается.

Но имеется и одно существенное отличие. Не найдя удовлетворения своим претензиям, 16 июля 1054 года римские легаты, зайдя при полном стечении народа в храм Святой Софии, положили на алтарь отлучительную грамоту. В ней, перечислив все вины тогдашнего Константинопольского патриарха Михаила Керулария (1043—1058), отлучили того от Римской церкви. Правда, легаты тут же оговорились, что эта анафема никак не касается благочестивейших Византийских императоров и народа Константинополя, а сугубо Керулария и тех, кто следует за ним. Пару дней спустя с аналогичным письмом выступил и Синод Константинопольской церкви, отлучивший римских легатов, но ни словом не помянувший о самой Римской церкви. И несколько столетий, вплоть до падения Византии 29 мая 1453 года, Рим и Константинополь систематически обменивались делегациями, организовывали публичные дискуссии в надежде найти точку соприкосновения, позволяющую им преодолеть образовавшуюся враждебность.