Останавливают на себе внимание лица, которые были назначены для участия в открытых действиях заговорщиков: военном выступлении, аресте императора или даже покушении на его жизнь (Л. Сенявин, Годениус, Лосев, Рославлев); в их случае, однако, не было доказано членство или знание о тайном обществе. Вместе с тем, расчеты на участие их в открытом политическом акте основывались на длительных контактах с руководителями заговорщиков. Предполагаемая их осведомленность о политической цели тайного общества также позволяла выдвинуть обвинение в «неполном знании умысла» (по роду преступления «бунт»), что также грозило преданием суду.

Подозревавшиеся в членстве в Славянском обществе Киселевич и Ярошевич обвинялись по «второму пункту» в «полном знании умысла» «без всякого действия», поскольку имелись показания о состоявшемся приеме их в тайное общество. Ввиду того, что они не принимали участия в обсуждении планов восстания, обвинения по роду «мятеж» не могли быть серьезными: нельзя исключить их осведомленность о готовящемся выступлении («знание о предстоящем мятеже без действия и без полного сведения о сокровенной цели»). По совокупности «вины» им грозил приговор суда, аналогичный вынесенному VII–IX разрядам. Группа офицеров Тамбовского полка находится в том же положении: они знали как о предстоящем «военном походе», так и о цели – «издании законов». Объем сведений Я. А. Ильинского о цели Славянского общества неизвестен, поэтому характер снятого обвинения определить с точностью не представляется возможным. Очевидно, ему грозило наказание административного характера.

Особенно тяжелым было обвинение по «первому» пункту (по цареубийству). В этом мог подозреваться С. Ю. Нелединский, против которого имелись свидетельства о присутствии его при «частном разговоре», в ходе которого было выражено намерение покуситься на жизнь императора. Тот факт, что лично он, судя по всему, не слышал «злодерзостных» слов Муханова, однако, не перечеркивал полностью возможность сообщения ему об этих намерениях в то же время или несколько позже. В пользу этого говорит то обстоятельство, что в общем разговоре всех собравшихся (включая находившихся вместе с Нелединским «в другой комнате») говорилось о возможности сопротивления (или отмщения) власти. При подтверждении обвинительных показаний Нелединскому грозило обвинение: «знание умысла» цареубийства «достоверное», но «равнодушное» – т. е. последний вид виновности по пункту цареубийства, что в сочетании с другим видом обвинения (по «второму пункту» – «знание» о перевороте с политической целью) могло поставить его в число судимых по VII разряду. Учитывая отсутствие показаний о принадлежности к тайному обществу после 1821 г., а следовательно отсутствие «вины» по другим видам преступлений, Нелединский мог попасть в число административно наказанных бывших членов Союза благоденствия. Кроме Нелединского, никто из оправданных подследственных, против которых имелись обвинительные показания, не мог быть обвинен в знании намерений цареубийства. Это показывает лишний раз, насколько тщательно расследовалось каждое указание на этот счет.