Официальное расследование наложило свой отпечаток на представления о персональном составе тайных обществ. Занимаясь его реконструкцией, историк имеет дело главным образом со следственными показаниями, полученными в результате деятельности органов расследования, учрежденных для обвинения лиц, составивших «злоумышленное тайное общество». Оперируя сведениями такого рода источников, всегда приходится делать оговорку в отношении их особенностей, состоящих в обвинительном направлении, тенденциозности содержания, специальном отборе фактов и т. д. Однако отмеченные особенности следственных показаний как информационного массива оказывают влияние и на степень полноты содержащихся в них сведений о персональном составе конспиративных союзов и заговора декабристов. Применительно к вопросу о «предполагаемых декабристах» это означает, что могли появиться отдельные случаи, когда обнаружить принадлежность к «злоумышленному тайному обществу», являвшуюся основанием для ареста и наказания, не были заинтересованы ни подследственные, ни, при определенных обстоятельствах, само следствие. В ряде случаев, как уже отмечалось, участие в тайных обществах или знание об их существовании влиятельных лиц, значимых в военной и административной иерархии, близких к высшим кругам, не подвергалось специальному расследованию и осталось до конца не вскрытым. В этой связи вполне объяснимым становится появление в показаниях и других материалах следственного процесса не вполне подтвержденных, недостаточно ясных свидетельств, которые позволяют считать названное лицо предполагаемым участником декабристских обществ и военных выступлений.

Огромный массив информации, проходившей через чиновников следствия, незафиксированные в следственных документах результаты устных допросов также обусловили возможность появления спорных, не имеющих однозначного толкования случаев, а также незамеченных следствием указаний на принадлежность к тайному обществу, которые теперь необходимо признать свидетельством о возможном участии в декабристской организации или заговоре.

Историками справедливо замечено, что подследственные, по крайней мере многие из них, старались «не впутывать» в орбиту следственного процесса новых лиц, мало замешанных в дело. Это, в свою очередь, также нередко приводило к появлению указаний на возможное участие в декабристской конспирации. Ведь расследование получало противоречивую информацию о степени причастности к движению – по той причине, что подследственные придерживались на процессе различной линии поведения и могли по-разному понимать пределы «откровенности», которую можно было допустить в показаниях. Причастность тех лиц, о которых следствие узнало лишь неопределенную или противоречивую информацию, иногда так и оставалась невыясненной (случай Ф. Ф. Матюшкина, о котором будет сказано в этой главе).