И далее он рассказывает о квартирных махинациях с бесконечным приумножением жилплощади, которые должны были увенчаться приобретением опять-таки пятикомнатной квартиры. Вполне вероятно, что и в этом монологе М. А. Булгаков отчасти пародировал ловкость Е. Ф. Никитиной, получившей квартиру на Тверском бульваре. Так или иначе, нумерология, связанная с числом «5», явно соотносилась писателем с «Никитинскими субботниками».

Число «5» интерпретировалось М. А. Булгаковым как дьявольское, а в контексте Советской России прямо связывалось с красной властью, символ которой – пятиконечная звезда. Число 5 повторяется и в других главах разных редакций романа: само действие происходит в мае (пятый месяц), 14 нисана в сумме дает 5, Пилат – 5-й прокуратор[1030]. толпа в 5 тысяч собралась у лифостротона в Ершалаиме, два гигантских пятисвечия венчают ершалаимский храм, Воланд говорит, что доказательств бытия Божия существует ровно пять[1031]. Писательница сочинила пять колхозных романов («Великий канцлер»)[1032]. Степа Лиходеев пять раз женился («Великий канцлер»)[1033]. Экземпляров романа было напечатано пять[1034]. В квартире Маргариты пять комнат[1035]. Бескудников живет один в пяти комнатах[1036]. У Латунского пять окон[1037]. Горят лампы в десяти кабинетах «в одном из московских учреждений», пять лет знает арестованного кота в Армавире его хозяйка старушка-вдова. Уже в фельетоне «Сорок сороков» фигурирует 5-й этаж[1038], в повести «Тайному другу» Рудольфи отдает герою 5 червонцев, молчит 5 минут, в «Белой гвардии» звезды и планеты пятиконечные, Венера, Марс, Вифлеемская звезда, звезда на груди красноармейца и проч.

Все это прямо выражало нумерологию советской действительности, в которой, кроме пятиконечной звезды, появилась пятидневка вместо недели, «Литературная газета», подчинявшаяся Б. Е. Этингофу, в 1930 г. была переведена с еженедельного режима на пятидневку[1039], шла первая пятилетка.

Пентаграмма противопоставлялась кресту, эта идея была выражена многими мыслителями и писателями 1920—1930-х годов, не только М. А. Булгаковым, но и Б. Пильняком, В. Розановым и проч.[1040] Ярко формулируется сопоставление пентаграммы как дьявольского символа и креста как христианского у М. М. Пришвина:

<…> У нас все ваше – либеральное, прогрессивное и рациональное только без лицемерия либералов – все в пентаграмме. Покажите же, за что вы хотите гореть, мы, может быть, вас удовлетворим. – Крест. – Пожалуйста, несите крест, у нас Голгофа для всех открыта. <…> <На полях:> Они говорят, болтают и врут потому, что сделали кое-что: Октябрь не шутка. Вам же нечего сказать на эту болтовню, потому что вам надлежит кое-что сделать (может быть, из себя крест поднять!)[1041].