И тут мы непосредственно подступаем к тому, что эта ведьмина квартира ранней редакции была прообразом нехорошей квартиры окончательного варианта романа. Именно там первоначально предполагалось место действия бала сатаны. Е. С. Булгакова сообщала в письме к В. А. Чеботаревой:
Сначала был написан малый бал. Он проходил в спальне Воланда: то есть в комнате Степы Лиходеева. И он мне страшно нравился. Но затем уже ко времени болезни, Михаил Афанасьевич написал большой бал[1012].
Сначала был написан малый бал. Он проходил в спальне Воланда: то есть в комнате Степы Лиходеева. И он мне страшно нравился. Но затем уже ко времени болезни, Михаил Афанасьевич написал большой бал[1012].
Заметим, что в эпизоде с допросом буфетчика в разных редакциях романа повторяется мотив церковной парчи в нехорошей квартире. В первой тетради 1928—1929 гг. Воланд возлежит на церковной парче, а в других, включая окончательный текст романа, – стол был покрыт парчовой скатертью. Воланд
раскинулся на каком-то возвышении, одетом в золотую парчу, на коей были вышиты кресты, но только кверху ногами; В стороне стоял стол, покрытый церковной парчой и уставленный бутылками; Стол был покрыт церковной парчой. На парчовой скатерти стояло множество бутылок <…>[1013].
раскинулся на каком-то возвышении, одетом в золотую парчу, на коей были вышиты кресты, но только кверху ногами; В стороне стоял стол, покрытый церковной парчой и уставленный бутылками; Стол был покрыт церковной парчой. На парчовой скатерти стояло множество бутылок <…>[1013].
Примечательно, что этот мотив парчи появляется и в 30 главе романа, когда Азазелло приносит кувшин (в ранних редакциях) или бутылку с вином в подвал мастера и вынимает ее
из куска темной гробовой парчи[1014].
из куска темной гробовой парчи[1014].
Нехорошая квартира принадлежала ювелирше, персонажу, который не появляется в романе[1015]. Здесь мы можем вспомнить рассказ Е. Ф. Никитиной о ювелирной работе по распарыванию церковных риз и шитья для переплетов книг, издаваемых ее издательством, которой была занята «женская бригада» из кружка субботников. Эти ткани использовались для шуточных подарков, предназначенных для новогодних елок. При этом Е. Ф. Никитина сообщала, что парчу приобретали из распродаваемого церковного имущества, и мотив торговли в храме или продажи церковных предметов неоднократно всплывает в ранних редакциях романа. Впервые об этом говорится в первой тетради 1928—1929 гг., где церковь превращена в аукционную камеру, а торгует в ней сам священник, затем в редакции «Великий канцлер» рассказывается о продаже церковного облачения в «Метрополе»[1016].