Опера «Прорыв» издана впервые в 1929 г., поставлена в 1930 г.[1213]. Комментатор булгаковских либретто Н. Г. Шафер писал:

9 сентября 1936 года Булгакова навестил композитор Сергей Иванович Потоцкий и попросил «улучшить» либретто С. Городецкого и С. Юдина к его опере «Прорыв», уже шедшей ранее на сцене московского Экспериментального театра. Просьба эта, нужно сказать, была довольно странная. Дело в том, что некоторые музыкальные критики предъявили Потоцкому обвинение в отсутствии классового чутья: дескать, слишком уж кропотливо, подробно и драматически изобразил он страдания белого офицера Андрея Луговинова, проливающего слёзы по поводу запустения помещичьей усадьбы <…> Непонятно, на что рассчитывал Потоцкий, обратившись к Булгакову. Неужели писатель мог бы увлечься борьбой классов и политических партий? Неужели автор «Белой гвардии» изменил бы самому себе и стал бы шаржировать чувства белого офицера? Булгаков отказался переделывать либретто под предлогом, что он не привык коллективно трудиться и тем более вмешиваться в чужую работу. Потоцкий попытался «заразить» его своей музыкой – сыграл фрагменты «Прорыва». Но не «заразил», а, напротив, оттолкнул. Почему так случилось, можно судить по короткой выразительной записи в дневнике Елены Сергеевны Булгаковой, сделанной две недели спустя: «Были у Потоцких. Он играл свои вещи. Слабо. Третий сорт» <…> Потоцкий <…> был не в состоянии сочинить какие-либо запоминающиеся мелодии. Его фильмы <…> были буквально пронизаны легкодоступными песенками, но почти ни одна из них – по причине абсолютной безликости – не приживалась в быту <…> Прошли годы, и жизнь подтвердила бескомпромиссный отзыв Елены Сергеевны о музыке Потоцкого: «Третий сорт»[1214].

9 сентября 1936 года Булгакова навестил композитор Сергей Иванович Потоцкий и попросил «улучшить» либретто С. Городецкого и С. Юдина к его опере «Прорыв», уже шедшей ранее на сцене московского Экспериментального театра. Просьба эта, нужно сказать, была довольно странная. Дело в том, что некоторые музыкальные критики предъявили Потоцкому обвинение в отсутствии классового чутья: дескать, слишком уж кропотливо, подробно и драматически изобразил он страдания белого офицера Андрея Луговинова, проливающего слёзы по поводу запустения помещичьей усадьбы <…> Непонятно, на что рассчитывал Потоцкий, обратившись к Булгакову. Неужели писатель мог бы увлечься борьбой классов и политических партий? Неужели автор «Белой гвардии» изменил бы самому себе и стал бы шаржировать чувства белого офицера? Булгаков отказался переделывать либретто под предлогом, что он не привык коллективно трудиться и тем более вмешиваться в чужую работу. Потоцкий попытался «заразить» его своей музыкой – сыграл фрагменты «Прорыва». Но не «заразил», а, напротив, оттолкнул. Почему так случилось, можно судить по короткой выразительной записи в дневнике Елены Сергеевны Булгаковой, сделанной две недели спустя: «Были у Потоцких. Он играл свои вещи. Слабо. Третий сорт» <…> Потоцкий <…> был не в состоянии сочинить какие-либо запоминающиеся мелодии. Его фильмы <…> были буквально пронизаны легкодоступными песенками, но почти ни одна из них – по причине абсолютной безликости – не приживалась в быту <…> Прошли годы, и жизнь подтвердила бескомпромиссный отзыв Елены Сергеевны о музыке Потоцкого: «Третий сорт»[1214].