Ю. Л. Слезкин осознает, что лучшие его создания остались в начале 1920-х годов, но речь как будто еще идет об истинно литературных проблемах. О кризисе в творческой жизни отца, совпавшего с женитьбой на О. К. Ереминой, пишет и сын писателя, Л. Ю. Слезкин:

Именно тогда начались особенные трудности: мировоззренческие, издательские, материальные, продолжались аресты знакомых людей; непризнание отца советским писателем и признание таковым в 1934 г., формальное и унизительное, ставили отца в положение человека сомнительной репутации, а значит, настораживало и отдаляло даже часть друзей. Преодолевая трудности, страхи и незаслуженные обиды, отец страдал и уставал[1236].

Именно тогда начались особенные трудности: мировоззренческие, издательские, материальные, продолжались аресты знакомых людей;

непризнание отца советским писателем и признание таковым в 1934 г., формальное и унизительное, ставили отца в положение человека сомнительной репутации, а значит, настораживало и отдаляло даже часть друзей. Преодолевая трудности, страхи и незаслуженные обиды, отец страдал и уставал[1236].

Ст. Никоненко отмечает, что шесть лет, с конца 1928 по 1935 г., Ю. Л. Слезкина почти не печатали, его пьесы не имели успеха, семья голодала[1237]. Что же произошло? Ситуация конца 1920-х – начала 1930-х для серьезных литераторов, оказавшихся в кругу «попутчиков», стала критической. В период агрессивной политики РАППа, перестройки писательских организаций, их огосударствления, сфера деятельности «попутчиков» неуклонно сужалась. Естественно, что в поисках заработков многие вынуждены были браться за поденщину, срочные заказы, газетные и журнальные очерки и проч. Но действительно ли Ю. Л. Слезкина преследовали только как «попутчика» и буржуазного писателя? Кажется, он отчасти лукавит. В реальности ситуация была гораздо грубее:

Приходилось зарабатывать скетчами на темы развития трамвайного парка и санитарного просвещения[1238].

Приходилось зарабатывать скетчами на темы развития трамвайного парка и санитарного просвещения[1238].

И. Белобровцева и С. Кульюс также обращали внимание на интенсивность процесса превращения Ю. Л. Слезкина из буржуазного в советского писателя[1239]. К началу 1930-х годов Ю. Л. Слезкин окунулся в стихию низкопробной советской продукции, не брезговал участием в халтуре и антирелигиозной пропаганде. Примечательно, что Т. М. Николаева связывает само творческое оскудение Ю. Л. Слезкина как писателя к концу 1920-х годов и с исчезновением мотива Булгакова из его сочинений[1240]. В те же дни, 09.02.32, он замечает о своей пьесе «Лаковые туфли»: