— Тебя как кличут-то?

— Семён, сержант Кондаков, — называется плотный красноармеец. Спросить не успевает, авиатехник сам представляется.

— Владик… Володя Прохоров. Рядовой.

Бойцы скрепляют знакомство рукопожатием.

— Что делать будем, Семён?

— Как что? К своим двинем.

— А куда?

— Туда, — Семён машет рукой в сторону Мигов и сразу берётся за дело.

— Славяне!!! Некогда портки сушить! Двигаем туда, покуда нас не прижучили!

Никто не спорит, как будто только и ждали, когда найдётся хоть кто-то, кто взвалит на себя груз командования. Красноармейцы нестройной гурьбой направляются к небольшому перелеску на юг. С дороги сразу сходят, дороги здесь — немецкая территория.

Сержант Семён по пути назначает из двух автоматчиков арьергард, снабжает по одной галетине раненого и двух его помощников. Рана небольшая, но неприятная и кровит до сих пор. Парню бы отлежаться хоть пару дней, но впереди всех ждёт длинный суматошный день. И кому-то его пережить вообще не удастся. Никого это волновало, стало лучше, чем было, и может стать ещё лучше. Вот и славно.

— Вы поймите, — объясняет Владик внимательно слушающей его группе парней, — ишачки далеко не летают, самое большое на четыреста-четыреста пятьдесят километров. Они не сразу сюда прилетели…

— Откуда ты знаешь? — находится один недоверчивый.

— Так они оттуда появились, — Владик машет на юго-восток с уклоном в сторону восхода, — а ушли туда.

Вторым направлением указывает строго южное.

— Близко, — сомневается ещё один.

— Всё равно манёвр, — Владик непреклонен. — Потом воздушный бой. В это время бензин со свистом уходит. Короче. Я думаю, аэродром не дальше, чем километров за сто пятьдесят…

Кто-то присвистывает.

— Но аэродромы никогда близко к линии фронта не ставят. Километров за тридцать-пятьдесят. Так что нам не более ста километров по прямой.

— Далеко. Наша дивизия… — почти все были из 128-й стрелковой дивизии, кроме нескольких случайных, считая Владика, — …наша дивизия, может, ближе?