Отрицая Православие, современные западники выступают апологетами некоего аморфного мифического всехристианства – внеконфессионального, которого не существует, по крайней мере, десять веков: «Пушкин христианин – не <…> православно-племенной, <…> а истинный, не связывающий христианства с той или иной конфессией».[337]
Наконец, можно привести образцы откровенной, не прикрытой и абсолютно не аргументированной русофобии. Пример – сочинение Л. А. Гореликова и Т. А. Лисициной со звучным названием «Русский путь». В российской истории авторы обнаружили лишь «дух криминала»[338], «бесцельное проживание исторической жизни, безвластие русского духа над процессом исторических изменений, отрешенность русской ментальности от хода времени»[339]. Русская традиционность, по их мнению, отражает «внутреннюю расслабленность русской души, определившую главную черту русской истории – грех безынициативности, безмыслия, бесталанности, безответственности»[340]. Но особенно поражает видение авторами «русского пути» на современном этапе истории. По их мнению, России ничего не остается, как красиво умереть на миру: «Только мужеством осознанного примирения со смертью русский народ сможет утвердить себя <…> не ошибкой истории, а действительным участником мировой драмы».[341]
В целом же трактовка западного пути прогресса и его ценностей как универсальных, призывы подражать Европе, нигилистическое отношение к российской истории, русскому характеру, Православию – весь набор этих идей уже был в XIX веке в трудах духовных предтеч современных либералов (достаточно упомянуть католичествующего П. Я. Чаадаева, К. Д. Кавелина, для которого русский народ – «калужское тесто», А. И. Герцена, желающего избавить Россию от «византийского ошейника»). Поэтому размышления современных западников о русском пути не оригинальны, следовательно, мало продуктивны.
В свое время А. С. Хомяков чутко уловил болезнь современного ему российского общества – рабское ученически подражательное отношение к Западу. «Направление, данное нам почти за полтора столетия, продолжается и до нашего времени. Принимая все без разбора, добродушно признавая просвещением всякое явление западного мира, всякую новую систему и новый оттенок системы, всякую новую моду и оттенок моды, <…> мы еще не осмелились ни разу хоть вежливо, хоть робко, хоть с полусомнением спросить у Запада: все ли то правда, что он говорит? Все ли то прекрасно, что он делает?» – пишет он в работе «Мнение иностранцев о России»[342]. Эти слова, увы, не утратили своей злободневности.