Хомяков обладает глубочайшей интуицией в различении преткновения и соблазнов, которые подтачивают в истории фундамент традиционной культуры. Его звезда взошла, чтоб до последних времен остаться в созвездии русской идеи книжного бытия.

Начиная со «Слова о Законе и Благодати» первого русского митрополита Илариона, высвечивается прямой путь церковно-общественного воспитания книгой. Этот путь стал царским при Иване Грозном и митрополите Макарии, когда в Москве формируется ядро национальной книжности. Раскол ХVII века повлек за собой нескончаемую череду больших и малых трещин, которые проникли во все поры русской культуры. Вывести общественно-государственный организм из этой пульсирующей паутины охранители национальной идеи книжного бытия пытаются уже три с половиной столетия. Не пора ли к ним прислушаться?

«Архивный» пролог и «фантастический» эпилог

«Архивный» пролог и «фантастический» эпилог

Идеи преображения текущей «гражданской печати» москвичи вынашивали еще в период «любомудрия». Так, Д. В. Веневитинов, обдумывая план первого философского журнала в Москве, с позиций, как принято говорить ныне, «национальных интересов» по-русски виртуозно руководствуется немецкой логикой личностно-общественного просвещения книгой. «<…> Цель просвещения или самопознания народа есть та степень, на которой он отдает себе отчет в своих делах и определяет степень своего действия <…> но мы, как будто предназначенные противоречить истории словесности, мы получили форму литературы прежде самой ее существенности. У нас прежде учебных книг появляются журналы, которые обыкновенно бывают плодом учености и признаком общей образованности, и эти журналы по сих пор служат нашему невежеству, занимая ум игрою ума <…> у нас чувство некоторым образом освобождает от обязанности мыслить и, прельщая легкостью безотчетного наслаждения, отвлекает от высокой цели усовершенствования».[943]

Вслед за М. В. Ломоносовым, А. С. Шишковым, Н. М. Карамзиным Д. В. Веневитинов фактически придерживается установок на выработку целенаправленной политики в сфере общественного воспитания книгой. «При сем нравственном положении России одно только средство представляется тому, кто пользу ее изберет целию своих действий. Надобно бы совершенно остановить нынешний ход ее словесности и заставить ее более думать, нежели производить. <…> Для сей цели надлежало бы некоторым образом устранить Россию от нынешнего движения других народов, закрыть от взоров ее все маловажные происшествия в литературном мире, бесполезно развлекающие ее внимание, и, опираясь на твердые начала философии, представить ей полную картину ума человеческого, картину, в которой бы она видела свое собственное предназначение».[944]