«Если школьное учение находится в прямой противоположности с предшествующим и, так сказать, приготовительным воспитанием, оно не может приносить полной, ожидаемой от него пользы; отчасти оно даже делается вредным: вся душа человека, его мысли, его чувства раздвояются; исчезает всякая внутренняя цельность, всякая цельность жизненная; обессиленный ум не дает плода в знании, убитое чувство глохнет и засыхает; человек отрывается, так сказать, от почвы, на которой вырос, и становится пришельцем на своей собственной земле».[948]

Вскоре после смерти Хомякова к этой «почве» вернется Достоевский, для которого подлинно русское становится неотделимым от православных истоков. Он неоднократно высказывался в духе чеканной хомяковской формулировки («Воспитание, чтобы быть русским, должно быть согласно с началами не богобоязненности вообще и не христианства вообще, но с началами православия, которое есть единственное истинное христианство»[949]).

Здесь запечатлены отблески миросозерцательного единства русской идеи бытия национальной культуры. Пройдут десятилетия, и в 1881 году И. С. Аксаков пусть приватно, в письме к А. И. Кошелеву, закрепит этот «принцип партийности» применительно к политизации российского печатного слова. «Как Вам не претит эта пошлость деления на либералов и консерваторов? Это чистейшее западничество, и конечно, Хомяков отверг бы такую пошлую себе кличку. Нет русского “либерального” направления, может быть только истинное и ложное, здоровое и вредное направление, направление русское и антирусское».[950]

В этих словах – полное единодушие с Достоевским, который был убежден, что выход российских интеллектуалов, «белых жилетов» из духовного тупика «говорильни», «полунауки» невозможен в отрыве от исторической традиции, от нравственной почвы. Специально для «мужей ученых» Достоевский подвел своеобразный итог дискуссиям о «народности» и «национальности». «Если национальная идея русская есть, в конце концов, лишь всемирное общечеловеческое единение, то, значит, вся наша выгода в том, чтобы всем, прекратив все раздоры до времени, стать поскорее русскими и национальными. Все спасение наше лишь в том, чтобы не спорить заранее о том, как осуществится эта идея и в какой форме, в вашей или в нашей, а в том, чтоб из кабинета всем вместе перейти прямо к делу».[951]

Итак, чтобы быть «общечеловеческой» в своих высших проявлениях, культура России призвана прежде всего стать «русской и национальной». Между тем органика православных традиций до неузнаваемости искажена внешней европейской «каталогизацией», которая пропитала всю систему образования, весь строй общественной жизни. Выступление «московской партии» против нравственного равнодушия, интеллектуальной всеядности в книжном общении оказалось наиболее сплоченным, целенаправленным в ХIХ веке является актуальным и по настоящее время.