Осмысляя далее феномен славянофильства, Франк требует от своих слушателей более глубокого проникновения в предмет лекции. Настоящая сущность славянофильства, по мысли Франка, сводится к пониманию его как своеобразного философского мировоззрения. Философия славянофильства предстает в виде специфического синтеза европейской философской мысли и христианско-православной аскетики.

Далее Франк останавливается на вкладе, который каждый из «классических славянофилов» – Хомяков и Киреевский – внес в движение славянофильской мысли. Главное у Киреевского – формулировка принципов теории религиозного познания. Типологически Франк однозначно определяет Киреевского как основателя русского интуитивизма, а его философскую эволюцию усматривает в движении от романтизма к мистике исихазма.

Что же, по мнению автора, в рамках славянофильства характеризует в свою очередь самобытную фигуру А. С. Хомякова? Основную категорию гносеологии Хомякова – «разумную волю или волящий разум» – Франк связывает с таким философским направлением, как волюнтаризм. Желая продолжить философский поиск Киреевского после смерти последнего, Хомяков идет тем же путем безусловной критики логического рассудка в вопросах познания. При всем том Хомяков делает свой акцент: он желает избежать односторонности и рационализма, и мистицизма. Познание «живой действительности», по Хомякову, доступно только «зрячему разуму», под которым понимается сила духа, называемая Хомяковым верой. Конечно же, говоря о Хомякове, Франк не мог не остановиться на характеристике его богословских трудов. Лектор излагает основополагающие тезисы Хомякова о Церкви как организме любви, об абсолютной свободе церковного сознания.

В рукописи Франка мы находим также и изложение положительной программы, которую автор видит в обращении славянофилов к соборному[962] началу русской жизни как гаранту органического развития России в противовес примата рационализма и раздробленности Запада.

Присутствует у Франка и критический элемент философии славянофилов – это пренебрежение, по мысли автора, «историко-эмпирическими, правовыми формами». Критика эта совершенно справедлива. Однако, критикуя в этой части Хомякова и Киреевского, необходимо, на наш взгляд, сделать существенную оговорку. Нельзя в критике славянофилов и славянофильства этого периода в целом безоговорочно переносить центр оценок из духовно-нравственной сферы исключительно в эмпирико-правовую. Славянофильство принципиально (и в исторической перспективе это видно особенно убедительно)[963] не рассчитано на скрупулезный философский социально-политический дискурс. Прежде всего оно определяет духовную максиму, ориентированную на экзистенциальное переживание национально-русской судьбы в контексте мировой истории. Хомяков и Киреевский приложение своему учению мыслили прежде всего в культурной области. Их сверхзадача – высказать идеи, задать общее направление духовного поиска, вектор направленного беспокойства. «Наше дело – борьба нравственная, – напишет Хомяков, – а в такой борьбе победа покупается не днями, а годами труда и самоотвержения».[964]