– Мы, Лебедева, тут посовещались, и решили, что правильно ты поступила. Теперь не мы, а «Вечернее Зауралье» на ушах стоит. А ты на премию наработала. Завтра можешь получить в бухгалтерии!

Гришина с Вешкиной часто заморгали – Триша, видимо, понесло. Ни с кем он не советовался, экспромт родился только что на волне бурной радости: в кои веки «Обоз» не вляпался ни в какой скандал. Но возражать начальственные дамы и не помышляли: поощрение строптивая Лорка заслужила!

Совещание закончилось, а Лариса не уходила, пережидая череду звонков, одолевших главного. Городской бомонд спешил обсудить с Борисом Ильичом последние сводки с финансовых фронтов. Наконец, телефонная канонада поутихла, можно было поговорить про Лёню.

Сегодня явно был её день: Триш расслабленно и покладисто, без обычного дёрганья выслушал просьбу и согласился, что Ивонину нужна передышка после болезни. Велел Лёне зайти завтра поутру с заявлением на отпуск. Лариса через ступеньку поскакала наверх – обрадовать друга-верстальщика. Ивонин слабым кивком поблагодарил Лебедеву, устало улыбнулся и положил на руки отяжелевшую голову.

***

Поутру в кабинет-буфете оживлённо обсуждалось, как Ивонину с наибольшей пользой провести обещанные две отпускные недели. Сам Леонид участия в общем кипише не принимал, до подписания заявления он обязан был закончить несколько срочных полос. Верстальщик нервничал – не ушёл бы куда Триш, а работа, как назло, подавалась медленно. Он без конца с жадностью прикладывался к стакану с водой и, как заневоленный зверь, тоскливо поглядывал в окно, где после дождичков набирала пышное цветение весна.

Когда Лебедева заскочила узнать, что с заявлением, в верстальной никого не было. Лёню она застала в знакомой вчерашней позе – голова покоилась на руках. Тяжело нынче даётся парню его ремесло!

– Лёнечка, поднапрягись ещё чуток, и всё, ты свободен, как ветер – ободряюще заговорила она, дотрагиваясь до худенького плечика. Лёня не ответил. Лариса подёргала сильнее. Ивонин вдруг стал клониться набок и оседать. Подхватив и повернув его к себе, она увидела белые губы и стекленеющие искажённые болью глаза.

Врачи примчавшейся неотложки только руками развели – их вмешательство никому уже не требовалось, разве что громко истерившей Смешляевой, да бледной, как полотно, Лебедевой. Второй инфаркт, как и первый, накрыл Леонида прямо на рабочем месте, за пять минут до обещанного отпуска. Ушёл он также тихо и одиноко, как жил…

Несмотря на то, что Лёня давно страдал сердечной недостаточностью и только-только выписался из стационара, весть о его смерти снегом упала на головы большинства коллег. Все привыкли, что Лёня есть всегда, товарищи Ивонина готовились к предстоящему весёлому новоселью, но никак не к такой скорой ранней развязке. Об этом в основном тихо переговаривались во время гражданской панихиды, которая проходила в конференц-зале «Вечернего обозрения».