Оказалось, что в медийном муравейнике у Леонида имелось множество друзей, приятелей, знакомых и выучеников. Попрощаться со скромным версталём пришли десятки журналистов, почитавшие его большим мастером своего дела. Во время нелёгкого перехода СМИ на компьютерное производство Лёня одним из первых в городе глубоко разобрался в новых принципах вёрстки, уловил такие тонкости, о которых в Зауралье знали лишь самые продвинутые айтишники. Вместе с Вешкиной он добился перевода «Обоза» в формат таблоида, доказав, насколько технологичнее станет сборка номеров, если применять удобные типоразмеры листов, жёсткое макетирование и постоянный рубрикатор. Мягкий и застенчивый Лёня в интересах совершенствования газетного дела бесконечно и терпеливо склонял редакторов к обзаведению мощной оргтехникой и современными версиями программ. Даже самые прижимистые главреды прислушивались к этим настоятельным советам, мечтая залучить Ивонина в свои кадры. В сущности, именно он по-новому поставил работу отделов вёрстки в большинстве городских редакций, безвозмездно стажируя новичков. К тому же Ивонин обладал тем особым вкусом, тем эстетическим чутьём, благодаря которому его макеты получались на удивление изящными и выдержанными. Сразу можно было отличить полосы, вышедшие из-под компьютерного «пера» этого верстальщика. Он задал ту планку, до которой и годы спустя дотягивал не всякий дизайнер. Он всегда готов был и спорить с мэтрами, отстаивая свои профессиональные взгляды, и делиться огромными знаниями с молодняком. Ивонин, не имевший в жизни другой отдушины, кроме работы, был укушен своим делом. Он мог бы найти для себя куда более престижное и денежное местечко – в приглашениях недостатка не было. Но, на счастье Триша и Вешкиной, вынужденно сидел тут, в «Обозе», который год дожидаясь обещанную городом собственную жилплощадь. Не дождался…

На кладбище Лариса не поехала. Кладбища она возненавидела с отцовских похорон – не могла смириться с варварским обычаем опускать под землю людей, которые в сознании провожающих ещё оставались живыми. Только ради мамы через силу навещала по родительским дням могилку – не находила она душевного умиротворения среди пыльных холмиков, заросших сорными будыльями. Да и недавняя хворь не отпустила до конца, чтобы мёрзнуть на пронзительном степном ветру. Вместе с девочками из рекламы она осталась накрывать столы для поминок, роняя неуёмные слёзы на бумажные скатерти. Голова вязко ныла, крутя рефрен рыданья:

– Лёня, как же ты это, Лёня…

Поминки вышли многолюдными и шумными, всем разом мест не хватило, и «обозники», как терпеливые хозяева, сели за блины с кутьёй последними. Среди коллег Лариса увидела и Ниткина. Отсидевшись где-то в самые опасные дни – знает кошка, чьё мясо съела! – теперь он как ни в чём не бывало восседал рядом с Тришем и даже порывался произнести траурную речь. Мешала оказавшаяся рядом Лизетта: она яростно на него зыркала, отбивая охоту к суесловию.