Я всерьез чувствовал, что мы с другими людьми в группе говорили на разных языках. У нас были совершенно разные печали! Только у меня супруга умерла, когда дети были еще маленькими, и в этом факте, казалось, и было все дело. У Кэрол отобрали все, и я не мог думать – но не мог и перестать думать – о том, чего ее лишили. Эта горькая несправедливость по отношению к Кэрол захватила меня с головой, и мои друзья продолжали мне говорить (что удивительно, из добрых намерений утешить меня): «Ты не можешь сочувствовать ей! Она умерла! Больше сопереживать некому!» Как же ужасно, катастрофически неправильно это звучало.
Однажды, когда я глядел на фотографию Кэрол, сделанную за несколько месяцев до ее смерти, я посмотрел на ее лицо и заглянул так глубоко, что увидел что-то в ее взгляде и вдруг понял, что повторяю сквозь слезы: «Это я! Это я!» И вместе с этими простыми словами ко мне вернулось множество мыслей, которые были у меня раньше, – о слиянии наших душ в одну высокоуровневую сущность, о том, что в основании наших душ лежали одинаковые надежды и мечты о наших детях, о понимании, что эти надежды были не отдельными и не обособленными, а одной-единственной надеждой, одной чертой, которая определяла нас обоих, которая спаяла нас в единое целое, настолько целое, какое я мог разве что смутно представить до того, как женился и завел детей. Я понял, что, хотя Кэрол умерла, эта важнейшая ее часть вовсе не умерла, а продолжила очень сознательно жить в моем мозгу.
Отчаянная шалость
Отчаянная шалость
В абсурдные месяцы после трагической и внезапной смерти Кэрол я обнаружил, что меня непрестанно преследует загадка исчезновения ее сознания, в которой я не мог разобраться, и тот бесспорный факт, что я продолжал думать о ней в настоящем времени, что тоже меня смущало. В несмелых попытках выписать эти крайне мутные вещи на бумагу в конце марта 1994 года я начал вести электронную переписку с моим близким другом и коллегой Дэниелом Деннетом, который был за океаном, в Массачусетсе, поскольку соображения Дэна о разуме и о понятии «Я» всегда, казалось, были на одной волне с моими (что, вероятно, объясняет, почему мы так хорошо поладили, когда в 1981 году вместе редактировали книгу под названием «Глаз разума». Дэн также провел большую часть своей профессиональной жизни, размышляя и рассуждая о такого рода проблемах, так что выбор корреспондента не был случайным!
После того как я начал этот обмен, в течение нескольких месяцев мы время от времени отправляли послания туда-сюда через Атлантику, и последнее пришло от меня в конце августа того года, прямо перед тем, как мы с детьми вернулись в Штаты. Обмен было довольно однобоким: на мне было примерно 90 % «говорения» – так я старался сформулировать эти размытые, порой почти невыразимые идеи, а Дэн в основном делал только короткие комментарии о том, согласен он или нет, и намекал почему.