Вы можете возразить, что невозможно чувствовать себя Олли, если его действия вам не подконтрольны. В этом случае мы можем добавить джойстик, который будет склонять Олли к тому, чтобы повернуть налево или направо, по вашему усмотрению (как это устроено, здесь не имеет значения). Итак, теперь ваша рука контролирует движения Олли и вы получаете аудиовизуальную информацию исключительно из камеры, закрепленной у Олли на голове, в течение нескольких часов без перерыва. Это слегка гротескный сценарий, но, я думаю, вы с легкостью можете увидеть, что вскоре почувствуете себя так, будто вы в большей степени в питомнике в Индиане, где вы вольны перемещаться, чем на каком-то калифорнийском лыжном курорте, где вы фактически прикованы к креслу (поскольку на вас дисплейные очки, то есть вы не можете видеть, куда вы идете, то есть вы не решитесь никуда отправиться). Мы будем называть это ощущение, когда вы, благодаря сверхбыстрой передаче данных, находитесь где-то далеко и от своего тела, и от своего мозга, словом «телеприсутствие» (этот термин был придуман Патом Гункелем и популяризирован Марвином Мински около 1980 года).

Телеприсутствие против «реального» присутствия

Телеприсутствие против «реального» присутствия

Возможно, самый яркий опыт телеприсутствия я получил, когда набирал свою книгу «Гёдель, Эшер, Бах». Это было в конце 1970-х, когда заниматься этим самому автору считалось неслыханным, но я имел счастье получить доступ к одной из единственных (на тот момент) двух типографских компьютерных систем в мире, обе из которых по стечению обстоятельств были расположены в Стэнфорде. Проблема заключалась в том, что я был доцентом Индианского университета в далеком Блумингтоне и мне нужно было вести занятия по вторникам и четвергам. Вдвойне задачу усложняло то, что не было интернета, так что я не мог заниматься набором, будучи в Индиане. Чтобы набрать свою книгу, мне нужно было располагаться в Стэнфорде, но мое преподавательское расписание позволяло мне добраться туда только по выходным, и не на каждых это удавалось. Так что прилетев в Стэнфорд на выходные, я немедленно отправлялся в Вентура-холл, грохался на стул, за терминал в так называемой «комнате Imlac» и вгрызался в работу, которая была невероятно напряженной. Однажды я проработал сорок часов кряду, пока не свалился без сил.

И какое же отношение это все имеет к телеприсутствию? Что ж, каждая долгая, изнурительная рабочая сессия в Стэнфорде была довольно гипнотической, и, когда я уходил, я все равно наполовину чувствовал, что я там. Однажды, когда я вернулся в Блумингтон, я понял, что допустил серьезную типографскую ошибку в одной из глав, поэтому я в панике позвонил моему другу Скотту Киму, который также проводил бесконечные часы в комнате Imlac, и с облегчением обнаружил, что он на месте. Скотт был крайне рад сесть за терминал Imlac и загрузить нужную программу и нужный для работы файл. Так что мы взялись за работу: я объяснял Скотту весь долгий и кропотливый процесс, а Скотт зачитывал мне то, что видел на экране. Поскольку я только что провел там бессчетное количество часов, я мог с легкостью представить перед своим внутренним взором все, что Скотт мне передавал, и я помню, с какой рассеянностью я каждый раз вспоминал, что мое тело все еще в Блумингтоне, поскольку по всем признакам я чувствовал себя так, будто был в Стэнфорде, будто работал напрямую с терминала Imlac. И, напомню, это мощное визуальное ощущение телеприсутствия возникло исключительно из звуковых возможностей телефона. Как будто мои глаза, хоть и были в Блумингтоне, смотрели на экран Imlac в Калифорнии благодаря глазам Скотта и ясности его слов по телефону.