Чтобы плавно освоить эту роль, Мэдди пригласила на воскресный обед родителей, Питера, Деллу и Джеффа. Но, к сожалению, не удосужилась через посыльного спросить у Гая, что тот думает о ее идее, а вместо этого просто сообщила ему об ожидающихся гостях. Только увидев, как окаменело его лицо, Мэдди поняла, что это было ошибкой. Гай отказался обсуждать меню и покупки на рынке, заверив ее, что он прекрасно справляется с делами на вилле сам и делает эту работу дольше, чем мемсаиб прожила на свете. При этом у него был еще более уязвленный вид, чем у повара, которому Мэдди пыталась помочь с бисквитом «Виктория» много лет назад. Как и тогда, она не собиралась ни с кем соперничать или навязывать свою волю — напротив, ее устраивало, что Гай всем на вилле распоряжается сам. Однако она не преминула попросить, чтобы он хотя бы проверял свежесть мяса, потому что им с Айрис пару раз нездоровилось с тех пор, как они переехали.

О, какое у него было лицо! Мэдди была уверена, что он купил ей в отместку самую жесткую курицу, какую только ей доводилось есть. И несмотря на почти сорокаградусную апрельскую жару (даже в саду в тени деревьев, где они обедали), именно Гай дал распоряжение повару приготовить комковатую подливу, вареную морковь и ужасно пересушенную жареную картошку в качестве гарнира к этой курице. Есть это не смог никто, даже он сам. Но Гай тем не менее тихо заверил Мэдди, что ей действительно не стоит утруждать себя домашними хлопотами в будущем, поскольку прислуга отлично вышколена.

В итоге гости и хозяева истекали потом от нещадно палящего солнца, вяло ковыряя стынущие кушанья, до тех пор пока младшая дочка Деллы и Джеффа Эмили не объявила эту пишу отвратительной и не бросила тарелку в траву, а потом, нагнувшись к ничего не подозревавшей сестре, вонзила зубы ей в руку.

В этот момент, под истошные вопли Люси и гневную отповедь Джеффа, обращенную к Эмили, зазвонил установленный в доме телефонный аппарат — Гая просили приехать в больницу и провести операцию, заменив заболевшего тифом дежурного хирурга. Уходя, он решил поцеловать Мэдди на прощание, и это было так открыто, так демонстративно, что она отстранилась, подставив ему не губы, а холодную липкую щеку, и съежилась, почувствовав его обиду. Потом, обернувшись и увидев, как гости вдруг начали сосредоточенно теребить и комкать салфетки — значит, все заметили их нелепый обмен любезностями, — она напряглась еще больше.

— Прости меня, пожалуйста, — попросила она Гая, догнав и остановив его на пути к машине. Тот искоса посмотрел на нее. — Я так ужасно расстроилась из-за ужина.