Может быть, смешно писать о кинематографе, может быть, это стыдно? Но ведь мы обречены питаться крохами с большого стола, и надо быть воспитанными, благодарить, если это крохи настоящего хлеба. К этому обязывает хороший тон. Нет, кроме шуток, я серьезно должна[459] поздравить харбинцев, что в предстоящем зимнем сезоне мы избавлены от захвата кинематографического рынка исключительно американскими фильмами и имеем возможность насладиться подлинной, хотя и немой, но художественной мелодрамой во франко-русском издании. Вы помните широковещательные рекламы «Интолеранса»[460], «Сына Тарзана», «Мужчина, женщина и брак», «Ледяное предостережение» и т. д.[461] Как они много обещают вначале и как убого и полно какой-то нравственной тошноты то впечатление, которое они дают! Безвкусие, полное отсутствие логики, нагроможденность, огромная претензия, слащавая мораль, сдобренная миллионами, – все элементы г-жи Пошлости входят в псевдоискусство предприимчивых янки.
О, мы будем до конца наших дней им признательны за великодушную благотворительность Красного Креста и АРА, но… за порчу вкуса у обывателя, за привитие ему привычки к дурным зрелищам мы не поблагодарим.
Подумайте только, какое огромное значение в наших буднях имеет Кино. Теперь туда идут не только приказчик, модистка, писарь и парикмахер, как это было когда-то, нет, давно аудитория его захватила и молодежь, и интеллигенцию, и это не только из‐за доступности платы.
Ведь публика хочет и зрелища, и… отдыха. А разве вы всегда в настроении пойти на концерт или в театр? Часто это требует слишком большого напряжения. Надо одеться, улыбаться в антракте, говорить со знакомыми… А в Кино забьешься в угол в домашнем платье и пальто, и так хорошо помолчишь часа два, и где только не побываешь!
«Кинематограф – мое лучшее лекарство», – сознался мне однажды один острый неврастеник, тонкий и глубокий человек, и я проверила на себе, как он действительно был прав. Усталый профессор, раздраженный врач, сердитый политический деятель, бывший офицер и скромная учительница равно тешат себя миражными обманами волшебного экрана. И как же бывало обидно, когда душа отказывалась принимать американскую стряпню, когда знаменитый Чаплин своими грубыми трюками вызывал не смех, а только отвращение и вы уходили из театра, не досмотрев до конца сногсшибательную картину в 7000 метров…
Отечественные произведения тоже не всегда бывали удачны. Прекрасны, конечно, «Пиковая дама», инсценировки романов Тургенева, Толстого, но в специальных кинопьесах была перегруженность драматизма, тенденция и провинциализм. Это утомляло.