И тем более выступала ложь и пошлость, чем более врезывались в память картины того первого фильма, где проходила перед нами жизнь настоящая, здоровая, могучая, жизнь в соответствии с природой, по заветам далеких поколений, в согласии с законами телодвижения, определенного вековыми навыками, в живой близости с животным, с полем, с лесом, с морем и рекою.
Да – два фильма. И соседство поучительное.
Печатается по: Последние новости (Париж). 1930. 28 марта.
Сергей Волконский ВЫСТАВКА БИЛИНСКОГО
Несколько лет тому назад я видел маленькую выставку рисунков Билинского – главным образом костюмы для кинематографа. В то время готовился «Казанова» в постановке Волкова. Это было интересно, ново в смысле материала, так как большинство рисунков изображало костюмы при помощи не красок, а блесток[472]. Сейчас открыта новая выставка того же художника в гораздо большем масштабе (Галери де Франс на рю де л’Аббэи).
К костюмным рисункам Билинского мы успели уже привыкнуть. Но тут очень значительно представлены и декорации. В этом смысле интересны его проекты к «Монте-Кристо». Огромный вестибюль с лестницами, с колоннами, поддерживающими своды, огромные залы, теряющиеся в перспективах дальних колонн, какие-то архитектурные ожерелья, сталактиты изобличают фантастику автора и, главное, знакомство его с тем, для чего он рисует. Все эти рисунки очень кинематографичны. Их архитектурные линии геометричны и вместе с тем схематично-просты. Это не мешает живописному налету, в котором (как, например, в «Вестибюле дворца Монте-Кристо») чувствуется некоторое наследие итальянского XVII и XVIII век[ов].
В костюмах Востока интересно преобладание ожерелья («Лев Могольский»). Это превращает человеческую фигуру в драгоценное украшение. Вообще, известная «ювелирность» характеризует все фигуры Билинского. Она сказывается и в таких изображениях человеческих фигур, которые трактованы исключительно графическим способом, как, например, карликовые существа для «Льва Могольского». Ясно по этим рисункам, что художник прежде всего
В архитектуре он очень многообразен. Он с равною свободой выявляет и итальянский XVIII век, и японскую «симплификацию», и чрезмерный в роскоши Сиам, и геометрический футуризм. Не всегда, что называется, [стиль] «выдержан». Так, например, декорации «1001 колонна», очевидно навеянной кордовской мечетью, вряд ли соответствуют витые колонны. Но дана даль, дана перспектива и дано впечатление многочисленности, даже бесчисленности. Часто встречается то, что нельзя признать иначе как влиянием двух главных реформаторов декорации и вертикали – Крэга и Аппиа[473] (номера 56 и 58).